Онлайн книга «Государево дело»
|
– А ты и рад, – прикусила губу та. – Послушай меня, Алена Ивановна, – горячо заговорил молодой человек. – Знаю я, что ты ему сердце отдала, да только не надобно оно ему. А я тебя всю жизнь любить буду, на руках носить стану, ни единым словом никогда не попрекну… – А не боишься? – Что ты к нему по первому зову убежишь? Боюсь! А только пусть так, пусть… – Дурак ты, Митька!.. – едва не закричала на него Алена. – Ишь чего выдумал, побегу! Да я тебе сейчас бельма твои бесстыжие выцарапаю… – Что тут у вас?! – с тревогой спросил ворвавшийся на шум Вельяминов. – Да ничего, – прерывисто дыша, отвечала ему сестра. – Мы тут почти сговорились. Не передумал еще свататься, женишок? – Нет, – не верящим голосом отозвался совершенно сбитый с толку князь. – Значит, так тому и быть! Замуж так замуж. Ты, братец мой любезный, скоро женишься, хозяйку новую в терем приведешь, а мне что же вам мешать… вот две свадьбы и сыграем! – Так не готово же ничего… – развел руками Вельяминов. – Это у тебя вечно ничего не готово, а я свое приданое уже давно соткала да сшила. – Эва как! – покачал головой Никита и взглянул на будущего зятя даже с какой-то жалостью. – Ну, коли так, совет вам да любовь! Ради такого дела окольничий велел холопам принести жбан медовухи и так хорошо попотчевал новоявленного родственника, что домой его пришлось отправлять на санях. А проплакавшая всю ночь в подушку Алена вытерла насухо слезы и, глядя на вышитый портрет государя, горько сказала: – Еще вчера, может, и побежала бы, а сегодня – нет! Веселый звон колокольчика возвестил школярам, что время их мучений миновало и можно немного отдохнуть от скучных наук и непонятных вокабул. Шесть тяжелых дней, заполненных учением, закончились, и впереди воскресенье, которое, впрочем, все проведут по-разному. Местные, вроде Куракина и прочих москвичей, отправятся домой к родителям, заждавшимся своих чад. А таким, как Анненков, и выходной день придется провести в школе, ибо никого из родных у них в столице нет. Но все одно, занятиями им досаждать не будут, кормить-поить не перестанут, а из обязательных дел разве что молитвы, но это дело Божье – его не миновать. – Никишка, а хочешь ко мне в гости? – неожиданно спросил Анненкова Ванька Пожарский, с которым они крепко сдружились в последнее время. – Хочу, – не раздумывая ответил тот. – А тебя не заругают? – С чего бы? – искренне удивился тот. – У меня матушка знаешь какая добрая! Поди, уж и пирогов велела холопкам напечь… Пирогов Никишке хотелось, ибо казенные каша да квас уже надоели хуже горькой редьки, а никаких иных разносолов не предвиделось. Однако в каком качестве он пойдет в гости к приятелю, ровней или прихлебателем? – Не-а, – помотал головой мальчик. – Сегодня баня, постираться надоть, отмыться опять же, а то, чего доброго, вши заведутся… – Нешто ты думаешь, что у нас в усадьбе бани нет? – искренне удивился Ванька. – Да она не меньше, чем в школе, к тому же еще и свежесрубленная. От новых бревен знаешь как духмяно? И на каменку не водой плеснут, а квасом малиновым, и веники не с березы, а дубовые да можжевеловые. – Ишь ты, – покачал головой Анненков. – Хорошо живете! – Слава богу, – отозвался приятель и продолжил уговоры: – А кто не любит париться, можно мылом обойтись. – Чем? – Ну, мылом, какое купцы из полуденных стран привозят. – Ну ладно, – решился наконец тот. – Пойдем. Авось не погонит меня твой батюшка! – Да ты что! – даже обиделся немного Ванька. – Он у меня знаешь какой? Дмитрий Михайлович, несмотря на свой суровый вид, оказался человеком не злым. Узнав, что младший сын привел в дом дружка, он велел позвать их обоих и стал расспрашивать, что да как. – Никита Анненков я, из орловских боярских детей, – робея, представился мальчик. – Отец где служит? – Сирота я, боярин. А старшие братья на заповедной линии государеву службу правят. Татар да ногайцев стерегут. – Погоди-ка, отрок… это, выходит, Иван Анненков – твой старший брат? – Верно, господин. – Добрый вояка, – одобрительно прогудел прославленный воевода, – я о нем еще по осени государю докладывал, как он татарский табор разогнал, хотя людей у него втрое меньше было! – Благодарствую, боярин. – Не меня благодарить надо. Помни, отрок: за Богом молитва, а за царем служба – не пропадет! Ну а теперь ступайте в баню, пока не остыла. Как говорит государь – в здоровом теле – здоровый дух! – Mens sana in corpore sano, – тут же перевел княжич. – Чего? – недоуменно сдвинул брови Дмитрий Михайлович. – Это по латыни так будет, про дух и здоровье, – охотно пояснил отцу сын. – Славнейший муж Децим Юний Ювенал эдак сказывал. – Ишь ты, – расплылся в улыбке князь. – Хорошо, коли наука впрок идет. Ну-ка повторите-ка еще разок… – Mens sana in corpore sano – avis rara [38], – запинаясь, повторил Никишка, латыни пока не понимавший, но ухитрившийся запомнить слова учителя. – Экие молодцы! Договорив, князь протянул сыну руку, а пока тот почтительно целовал ее, шепнул на ухо: – Вели Авдотье чистую пару белья дать твоему приятелю. – Все исполню, батюшка. Потом вдоволь напарившихся сорванцов усадили за стол и принялись потчевать, причем старая боярыня оставила мужа и старших сыновей и сама подкладывала проголодавшимся школярам лучшие куски. – Худенькие какие стали, – причитала она, – в чем душа только держится, ведь одна кожа да кости! Потом их, чистых и осоловелых от съеденного, уложили спать вместе на полатях, после чего они сразу задрыхли и не проснулись даже к заутрене. Видимо, княгиня пожалела школяров и взяла этот грех на себя. – Ваньша, просыпайся!.. – услышал чей-то шепот Никишка и осторожно приоткрыл глаза. Рядом с ними стоял молодой человек в нарядном кафтане с золоченым двуглавым орлом на груди, в котором он сразу признал старшего брата своего приятеля – княжича Петра Пожарского, служащего в царских рындах. – Ваньша, вставай, – продолжал теребить он младшенького, но тот лишь нечленораздельно мычал и пытался сильнее завернуться в рядно [39]. – Да просыпайся же ты, лежебока! – Что случилось? – не выдержал Анненков. |