Книга Эра войны. Эра легенд, страница 86 – Майкл Дж. Салливан

– Я уйду только вместе с тобой, – заявил Тэкчин.

– Ты же знаешь, я не могу.

– Можешь, – уверила ее Персефона. – Единственный, кто должен здесь оставаться, – это я, потому что я киниг. Я начала эту войну, и я понесу за это ответственность. Я, и только я.

– И я, – сказала Мойя.

– Знаю, ты мой Щит, самый лучший Щит на свете, но это не означает, что ты должна умирать вместе со мной.

– Я тебя не оставлю.

Персефона вздохнула.

– Ты совершаешь большую глупость. Не только ты, а вы все.

Мойя кивнула.

– Пусть так, но тогда в Алон-Ристе полным-полно дураков, потому что никто и не думает уходить. Пока я шла сюда, я видела, как люди восстанавливают стены. Пекари, ткачи и пахари таскают камни. Я спросила Бергина, зачем он это делает. Думала, он скажет: нужно построить укрытия, чтобы схорониться от фрэев. Знаешь, что он ответил? – Мойя с трудом сглотнула. – «Мы должны защитить нашего кинига». Я сказала, что это моя забота, а он мне: «Это общая забота».

– Неправда. Это киниг должен вас защищать, – возразила Персефона.

– Возможно, только не сегодня.

Мойя положила на постель сверток и достала из него два длинных блестящих кинжала.

– Подарок от Роан. – Она вручила один Брин, а второй Персефоне.

– Для врагов или для нас самих? – спросила Персефона.

– Тебе решать, – ответила Мойя, направляясь к двери. – Пойду кое-что проверю. Ты со мной, Тэкчин?

Фрэй растерянно моргнул.

– Проверить… да, конечно. – Он усмехнулся. – Вернусь через минуту, – сказал он своим товарищам. – Пойду кое-что проверю.

Мойя помахала Персефоне.

– Боюсь, минутой не обойдется. Скорее уж через час-другой.

– Вы ведь во двор идете? – уточнила Брин.

– Ну да… пойдем мимо. А что?

– Я с вами.

– Брин, мы… – Мойя запнулась. – Ты ведь хочешь повидать Тэша?

– Возможно. – Девушка залилась краской.

– Те, кто остается, займутся укреплением ворот, – подал голос Нифрон. – Мосты возведут быстрее, чем мы думаем.

– Он намекает, что мы должны выметаться отсюда. – Григор подмигнул Персефоне и вышел из комнаты.

– Нифрон, подожди, – позвала Персефона.

Правитель Алон-Риста задержался у двери, пропуская остальных.

Он стоял прямо, высоко подняв голову. «Блестящий» – вот правильный эпитет. Светлые волосы закинуты за спину, начищенные бронзовые доспехи подчеркивают плечи и грудь. Да, именно «блестящий».

– Я думала о словах Арион. – Персефона постаралась усесться поудобнее. Разговаривая с Нифроном, она всегда чувствовала себя маленькой. – Нужно отправить к фэйну птицу и рассказать ему о Сури.

– Я не могу этого сделать.

– Почему? Что, голубятня тоже разрушена? – Во время последнего нападения половина крепости превратилась в развалины.

– Нет, в Алон-Ристе много голубятен. Просто уже поздно вступать в переписку с фэйном. Ты видела, что миралииты сделали с Арион. Скорее всего, Сури осталась в живых только потому, что о ней никто не знал. Кроме того, ты, видимо, не представляешь, как работает голубиная почта. Голуби обучены возвращаться домой. Их дом – в Эстрамнадоне, а фэйн со своей армией – по ту сторону ущелья. Послание не достигнет адресата.

– Но Арион была так уверена… Она считала, что это поможет спасти наши народы.

– О мертвых не полагается говорить плохо, да только Арион была миралиитом. Я им никогда не доверял. А теперь, если тебе больше ничего не нужно, я займусь крепостью, точнее, тем, что от нее осталось. Я должен защитить ее всеми силами. Не хочу разочаровывать фэйна. Он ожидает от инстарья храброго сопротивления.

– Можно задать тебе вопрос напоследок?

– Ты – киниг, – с улыбкой ответил командир галантов. – Твое слово для меня закон.

– Я думала о твоем предложении.

– Полагаю, ответ несколько запоздал, – усмехнулся Нифрон.

– А мне кажется, сейчас самое время. На нас уже никто и ничто не давит.

Ее слова, казалось, удивили его.

– Так о чем ты хотела спросить?

– Я хочу знать… если случится чудо и фэйн с его армией исчезнут с лучами солнца… как думаешь, ты когда-нибудь смог бы меня полюбить?

– Полюбить? – озадаченно переспросил Нифрон. – Я толком не знаю, что такое любовь. Это рхунское слово не переводится на фрэйский. Насколько мне известно, даже рхуны не могут однозначно описать, что это такое. Поэтому позволь спросить тебя о том же.

– О чем? Знаю ли я, что такое любовь, или смогу ли я тебя полюбить?

– На твой выбор.

– Я думаю, каждого можно полюбить.

– Ну вот тебе и ответ.

– Это мой ответ. А я хочу знать твой.

Нифрон посмотрел на нее долгим взглядом и облизнул губы.

– Тебе ведь нужен честный ответ?

– Да, конечно.

Он кивнул.

– Тогда буду с тобой откровенен. Как я уже сказал, я не знаю, что такое любовь, и тем более не знаю, что ты понимаешь под любовью. Я считаю тебя достойной женщиной, весьма умной, практичной и, как правило, логично мыслящей. К тому же ты меня не раздражаешь, если, конечно, не заводишь разговоры о любви. Но если это поможет принять решение, я поясню. Если случится чудо и завтра мы не погибнем, я хотел бы жениться на тебе по политическим мотивам, чтобы объединить наши народы и увеличить нашу силу. Я не буду тебе верен; ты должна знать. Возможно, это покажется нечестным, но я настаиваю на том, чтобы ты была мне верна. И вовсе не потому, что мне будет неприятно, если моя жена станет развлекаться с другим мужчиной, фрэем, дхергом или грэнмором: дело в том, что твои дети будут править миром, который мы построим вместе, а мои бастарды ничего не получат. Не хочу тебя обманывать: наш союз – исключительно деловое соглашение, и от этой сделки я выиграю больше, чем ты. Но больше всего от нашего брака выиграют рхуны и инстарья, и поэтому, я надеюсь, он будет основан на взаимном уважении и честности.

– Ясно. – Это все, что Персефона смогла произнести. – Полагаю, теперь это уже не важно.

– Да, скорее всего. Что-нибудь еще?

Она покачала головой, и блестящий рыцарь в сверкающих доспехах удалился.

Персефона вспомнила слова Рэйта: «Я полюбил тебя с первого взгляда… Знаю, ты не можешь полюбить меня – то ли из-за того, что по-прежнему любишь Рэглана, то ли из-за того, что хочешь выйти за Нифрона. Но это не имеет значения, потому что… Потому что даже сейчас… даже сейчас…»

Она вспомнила, как дрожал его голос, как он сжимал кулаки, как в его глазах горела страсть.