Онлайн книга «Вечная мерзлота»
|
– Я не боялся! – Да-да… ваши чувства были сложнее… – спохватился Горчаков. – Да, они были трудные, я потом много думал… мне непросто сейчас извиняться… Даже… – Белов замялся. – Ну, в общем, это все непросто, но тогда я вел себя погано! Я это должен был сказать. Это не касается моего отношения к Сталину. Оба молчали, глядя в огонь. – Тут вы правы, Сан Саныч, я не смогу разделить ваших чувств. Не обижайтесь, у меня за плечами моя жизнь, – Горчаков отмахнулся от гудящих комаров. – Я, кстати, видел его близко. Сталин вручал мне премию ВСНХ за норильские месторождения, это было в двадцать девятом году. Тогда он был просто одним из руководителей государства… можно сказать, одним из нас, в те годы мы еще верили в равенство и братство, рвались строить страну. Я его хорошо запомнил – маленький, меня прямо поразило, какой маленький, и маленькие же, черные… недоверчивые глазки. И еще рябой, очень рябой… Ничего, что я это рассказываю? Если вам неприятно, я не буду. – Вы говорите, что рвались строить… – Сан Саныч не закончил фразу и напряженно замолчал. – Ну да, мы горели, мне кажется, намного ярче, чем вы сейчас. Нам ничего не надо было, только работать, строить… это был единый, главный порыв. Были, конечно, и такие, кто понимал, что происходит, но в моей, например, семье считалось, что все это неизбежные перекосы. После таких масштабных изменений жизни иначе и быть не могло и скоро пройдет. – Значит, вы шли за Лениным. Конечно, Ленин важнее для революции, я думал об этом, но… я вырос при Сталине, мы всю войну провели с его именем! Он для меня победитель, и то, что он наш вождь, это справедливо! Это не может быть по-другому! Горчаков молчал нахмурившись. Потом поднял глаза на Белова: – Я сидел в тюрьме со старыми партийцами. Это были чудесные, по-настоящему замечательные люди. Они работали и с Лениным, и со Сталиным. Хорошо знали их лично… – Горчаков напряженно замолчал. Теперь в его лице появилось тяжелое упрямство. – Сан Саныч, боюсь мы не поймем друг друга. – А за что вас посадили? – Вы хотите знать приговор суда? Сан Саныч молчал, не понимая. – На суде меня назвали членом фашистской террористической организации и обвинили во вредительской деятельности по сокрытию месторождений полезных ископаемых, – Горчаков внимательно смотрел на Сан Саныча. – Все обвинение держалось на показаниях одного человека, мы с ним даже не были знакомы. Он оговорил многих, на очной ставке ни говорить, ни стоять не мог, только кивал, его всего трясло – страшное было зрелище. Собственно, суда и не было. Несколько непонятных людей за час решили судьбу шестнадцати человек. Суд надо мной занял меньше десяти минут. Я им был не интересен, будь их воля, они не задали бы мне ни одного вопроса, а решили бы все за две минуты – сколько нужно времени, чтобы поставить подписи на нескольких бумажках?! Мне дали десять лет, а девять человек из шестнадцати были расстреляны. Эти непонятные люди за десять минут решили, что их надо расстрелять! – Горчаков замолчал, глядя в огонь. – Расстрелянные ничем не отличались от приговоренных к срокам, я не знаю, почему убили именно их… по алфавиту? Или по лицам, просто их лица не понравились и их убили. – У меня товарища год назад арестовали. Я ходил к нашему особисту, он ничего не сказал, вообще не стал разговаривать. Что все это может значить? Горчаков неторопливо покуривал. – Год следствия – это похоже на «пятьдесят восьмую»… Вы уверены, что он еще не осужден? – Не знаю, от него нет вестей. А у вас следствие долго шло? – Пять месяцев. Здесь нет никаких закономерностей, некоторых быстро пропускали, а бывало и по два года сидели. Надо искать знакомых в органах. Иногда это помогает, но можно и нарваться. – А выпустить могут? Просто выпустить? – После года вряд ли… хотя и так бывало. Сан Саныч надолго замолчал, Горчаков подбросил еще дров. Короткая ночь кончалась, едва заметно забрезжил рассвет. – Что мне его отцу сказать? Он бакенщик, тут недалеко. Трое детей маленьких… Горчаков смотрел непроницаемо, ничего не было во взгляде. – Меня это больше всего бесит! – Сан Саныч сломал сучок в руках. – Если виноват – скажите в чем! Пусть все знают! Почему ничего не говорят? Что за тайна? – Давненько я не обсуждал работу органов. – Да? – удивился Белов. – А у вас об этом не говорят? – В лагере – нет. В тюрьме дела друг друга разбирают. Там люди еще верят в справедливость. А в лагере все такие же, как и ты, все всё уже поняли. Сан Саныч его не слушал, думал о чем-то напряженно, повернулся: – Если ты не виноват и говоришь следователю правду… ее же можно проверить?! Горчаков с удивлением, а скорее с сожалением смотрел на Сан Саныча. – Я боюсь, не смогу этого объяснить, – он поскреб щетину. – Там нет никакой справедливости и никого не интересует правда. – Но почему вы так говорите? – нахмурился Белов. – Так не может быть, зачем же следствие? – Послушайте, Сан Саныч, меня обвинили, что я фашист и скрыл месторождения. Ну какая в этом может быть правда? Когда я попытался настаивать, что я открыл, а не скрыл и что у меня за эти месторождения премия ВСНХ, я лишился пары зубов! Замолчали. Каждый думал о своем. Огонь тихими рыжими лохмотьями улетал в темное небо. Река незаметно, почти бесшумно уплывала и уплывала в темноту. – Я не знаю, как помочь вашему другу, у людей, которые им занимаются, нет правил. Они мордуют тебя любыми способами, пока ты все не подпишешь! Сан Саныч его не слышал. Поднял упрямо голову: – Я пойду и потребую, встану на общем партийном собрании и при всех потребую честного разбирательства! Горчаков все смотрел в огонь, только мелко, как будто несогласно качал головой. – Если вы встанете на общем собрании, вас посадят. – Давайте выпьем, – Сан Саныч решительно достал фляжку из воды. – Давайте… Я знал одного енисейского капитана. Он сильно постарше был, но вы с ним похожи чем-то. Мы работали санитарами на Красноярской пересылке… – Санитарами? – удивился Сан Саныч, наливая в кружки. – Как его звали? – Николай Александрович Саламатин. – Да, я знаю, он из старых капитанов, заслуженный, а что с ним случилось? – Он погиб очень нелепо, новичок был в лагере. Он, кстати, уже на этапе, на пересылке был, а приговора своего не знал. Его зарезали урки, хотели снять форменный китель, а он не дал. – И вы не заступились? – Меня не было рядом… но… не знаю, заступился ли бы. Может быть, надо было отдать… – А что, надо все им отдавать?! – Белов смотрел напряженно, забыв о выпивке. |