Онлайн книга «Вечная мерзлота»
|
– Дверь бить! – Сева уже чем-то колотил в дверь. Они навалились плечами, еще и еще, дверь не поддавалась. – Нам не открыть! – зашептал Коля. – Тут топор! – Сева возился в темноте, ощупывал дверь. – Надо топором! – Что топором? – Не знаю. Нас заперли! Ма-ма! – закричал Сева неожиданно требовательно. Он совал топор в дверную щель, они вместе наваливались, дверь шаталась, но не поддавалась. – Ма-ма! – продолжал вопить Сева. Они не поняли, что произошло, дверь вывалилась наружу, Коля упал на снег, Сева же, подобрав топор, побежал к избе. Коля за ним следом. Оттуда доносились сдавленные крики Аси. Услышав их, Коля потерялся совсем, остановился, сжав себе голову и бормоча: «Надо позвать! Надо позвать людей! Да помогите же!» Сева взбежал по ступенькам, толкнул запертую дверь. Ударил по ней топором, еще ударил, тяжелый топор вылетел из рук: – Открывайте! – заорал писклявым детским голоском, в котором была жалкая и отчаянная угроза мальчишки. Под ногами валялись кирзовые сапоги, Севка схватил один, ударил им в дверь, потом со злостью забросил его с крыльца. – Отпустите маму! – он схватил второй сапог. – Сева, не надо! – закричала Ася. – Уходите отсюда! Идите с Колей в деревню! Уходите! Мужики не обращали на них никакого внимания. Один зажигал лампу, другой снимал ватные штаны, с Аси они содрали почти всю одежду. Севка спустился с крыльца, забежал сбоку и ударил сапогом в низкое окно. Полетели стекла. – Пустите маму!! – Блядь, Васька, гля-кось! Он окно побил! Сева подбежал ко второму окну и еще ударил. Опять зазвенело и посыпалось. – Убью, блядь! Один из насильников в белой рубахе и босой выбегал из избы, Сева побежал от него, раздались выстрелы. Севка, сбитый сильной рукой, брякнулся на снег. В темноте мелькали фонарики и тени. Какие-то люди, их было много, они были уже на крыльце… снова грохнул выстрел: – Всем на землю! Лежать! Лежать, уроды! – раздался властный голос. Ася схватила одежду и прикрылась. Свет сильного фонарика остановился на ее голых ногах, она, щурясь, прижалась в углу. – Кто такая? – ей светили прямо в лицо. Это был офицер, на коротком полушубке были погоны. Вошли двое бойцов с автоматами. – Я никто… Мы с детьми… шли… – заикалась Ася. – Оденься! – офицер присел к распластавшемуся на полу насильнику и потыкал ему в затылок стволом пистолета. – Что, Некрасов, перепихнуться захотелось? Где бабу надыбали? Ты с Квелым здесь? Не слышу ответа?! – Он встал и со всей силы заехал носком сапога в колено лежащему. – Ой-й, бля, начальник, ты чо, в натуре! Ой-й, сука, больно! – застонал насильник. – Где Квелый, спрашиваю? Сколько вас уехало? Еще хочешь?! – Тут он! – просипел лежащий. Бойцы завели полуодетого мужика со шрамом. Тот взялся за свои портки. – Куда одеваться, Квелый?! Так поедешь! Я тебя предупреждал, ебарь-самоучка! В ШИЗО их! Из леса подъехали еще двое саней, офицер вышел из избы, распорядился о чем-то, вернулся, засовывая пистолет в кобуру. Ася уже оделась. – Ну, рассказывайте, гражданочка, откуда вы такая нарядная? – он убавил коптящий фитиль лампы и сел напротив. – Там мои дети, можно мне к ним? – Сначала мои вопросы! – он придвинул лампу и рассматривал ее с интересом. – Ссыльная? – Я? – Ася лихорадочно пыталась поправить волосы. – Нет, я преподаю музыку. – Музыку? – поразился лейтенант. – Как же вас занесло сюда? Вы хоть представляете, где вы? Ася наконец достала документы. Лейтенант просмотрел. – Из Москвы… А я, представьте, из Ленинграда. Так что же привело в наш убогий угол? И как вы оказались с этими рецидивистами? Ася плохо понимала, что происходит, она видела через окно, что дети стоят в окружении солдат и с ними все в порядке. Она начала бестолково рассказывать про их отмененный рейс, про дорогу сюда, сама судорожно ощупывала порванную одежду и думала, что будет говорить детям. Горела со стыда. Лейтенант, казалось, не слушал, но смотрел на нее так, что она опять попыталась поправить волосы. – У меня подруга была здесь на гастролях, она артистка Вахтанговского театра, я там концертмейстером иногда подрабатываю… – Понятно, а муж ваш где? Ася замерла и закрыла глаза. – Не знаю… я… не знаю. – Как это? – Он был осужден на большой срок, и мы прекратили отношения. Он прекратил. Я не знаю, где он сейчас, это было давно. – Она с удивлением понимала, что сказала почти правду и легко выкрутилась. Зашел боец, спросил, можно ли увозить. Лейтенант отпустил, сам стоял и думал: – Можете в этом доме переночевать, – предложил, – тут у нас бригады рыбаков живут. Пока их нет… – А можно в деревне? – Асе не могла себе представить, что они останутся здесь одни. Лейтенант молча прищурился на нее, вышел на крыльцо, слышно было, как распоряжается. Изба была на краю деревни. Пустая и ледяная внутри. Лейтенант прислал мужика, тот затопил печь, сходил за водой и уехал. Прислал и булку хлеба, котелок каши с тушенкой, узел солдатских одеял. Каша была холодная, они попытались погреть ее в печи, но были такие голодные, что от нее вскоре уже ничего не осталось. В доме было жутко холодно – изо рта шел пар, не раздеваясь, они сидели у огня, печь трещала и стрелялась, они были вместе, живы и здоровы. Сева лежал на коленях у матери, держал ее за руку и смотрел в чело большой русской печи. Там бушевал красный огонь. Коля прижался к Асе с другой стороны, временами его колотила нервная дрожь, он считал себя трусом и тяжело переживал случившееся. Они ничего не обсуждали. – Давайте вернемся в Туруханск, – неожиданно нервно заговорил Коля, отстраняясь от матери. – Попросим этих офицеров, чтобы нас отвезли, подождем там навигации… Сами мы не дойдем! Ася с Севой продолжали смотреть в огонь. Коля говорил правильно, это было понятно. – В Туруханске ждать почти год. Ты сам говорил, – спокойно возразил Сева. – Отца могут увезти! – Его и сейчас там может не быть! Как мы доберемся?! Нас могли убить, ты не понимаешь, ты еще маленький! – Я маленький, а ты трус! – Севе изменило его самообладание, и он превратился в неуступчивого младшего брата. Такое у них случалось. – Я не боюсь идти по тайге. Даже ночью могу! – Не надо, – остановила их Ася. – Может быть, Коля прав, давайте завтра все обсудим. Они попытались лечь на печку, но она была ледяная. Снова сели на единственную лавку к челу печи. Зевали, уставшие и измученные, разговаривать ни о чем не хотелось. |