
Онлайн книга «Вечная мерзлота»
– Уху вам сварю путнюю, а то все обещаю-обещаю, – Гусев распрягал оленей. Горчаков помогал Гусеву, полковник, намеревавшийся после хорошей работы завалиться на полчасика придавить шконку, достал мешок с хариусами из нарты: – Много чистить, Ефим? – Десятка полтора хватит… – Ефим привязывал вожака, подкармливая его солью и поглаживая по шее. – Да из налимов максы [95] набери… Горчаков достал нож и сел рядом с полковником на край нарт: – Никак не привыкну, что нож не надо прятать… – Точно, – согласился Василий Степаныч, – я тоже, беру в руки и озираюсь. Они принялись чистить рыбу. Все стихло в природе, начинало темнеть, с неба падал редкий пушистый снежок. Леня зажег костер, и вокруг стало еще темнее. Каюр навтыкал подмерзших сигов и чиров мордами в снег на завтрашнюю строганину. Вскоре уха закипела в большом котле. Гусев растирал заправку из налимьей максы и рассказывал про оленей: – У ненцев, у эвенков, у кетов маленько по-разному недоуздки крепятся, я у ненцев учился. Для грузов вот, – он ткнул в нарты, на которых сидел, – длинные нарты используют, на низких копыльях, а лыжи шире. Триста килограмм нагрузишь, те же четыре оленя и потащат. У местных все очень красиво продумано. Иной раз только и удивляешься! – Ефим замолчал, понюхал заправку и довольно посмотрел на всех. Мужики тихие сидели вокруг огня. – Как в пионерском лагере! – задумчиво хлюпнув забитым носом, проговорил Гринберг. – Мы в походы ходили, тоже костер… – А ты, Георгий Николаич? – повернулся к Горчакову полковник. – Ты в лесу как дома, даже с оленями умеешь! – Точно-точно! – с уважением закивал каюр. – Приходилось по молодости… – Где? – Гринберг подкладывал сучья. – В разных местах, мне пятьдесят почти… – Да ну?! – удивился полковник. – Думал ты постарше, Георгий Николаич… до лагеря-то в геологии работал? – Запиши, фельдшером, – улыбнулся Горчаков. – Про фельдшера мы знаем… Не хочешь, не говори… был бы ты настоящий фельдшер, у тебя бы спирт был! После такой рыбалки, да полкило фронтовых в баки залить! Гусев, точно у тебя нет? Такой разговор заходил не впервые, но в этот раз каюр покосился на Гринберга: – Ну что, начальник, достать НЗ под уху? – Доставайте, что вы меня спрашиваете? Какой я вам начальник? Гусев ушел в балок и вскоре вернулся с полулитровой бутылкой спирта. Поставил перед Кошкиным. Сам взял черпак и присел к котлу. – Чур меня! – полковник осторожно взял бутылку. – Георгий Николаич, давай-ка в котелке разведем… Разлили жирную золотую уху, у огня на широкой разделочной доске дымилась белая, разваристая гора рыбы. – На весь лес пахнет! – полковник, затаив дыхание, разливал «божественный напиток». – Вот это денек у нас сегодня! Разобрали посуду, полковник поднял свою: – За свободу, ребята! За небо! – он махнул свою кружку. И уха была хороша, и буханка из деревенской пекарни, оттаявшая у огня, казалась свежей, а местами и хрустела припекшейся корочкой. – Вот, мне с непривычки шибануло! – радовался полковник, снова наливая спирт. – Давай, ребята, за что выпьем? За рыбалку? Скажи ты, Ефим! – Давайте за ваших близких, кто остались там далеко! – каюр сказал негромко, в костер посматривал, выпил не торопясь. Все тоже выпили. – Почему вы сказали, «за ваших»? У вас, что, никого нет? – спросил Леня, выпив и отдышавшись от спирта. – Наверное, уже никого… ничего про них не знаю. – Ты из крестьян? – спросил полковник. – Ну, – кивнул каюр, раскуривая самокрутку от уголька. – У отца большое хозяйство было, благодаря ему я гимназию закончил в Воронеже, а потом разошелся с ним – я тогда революционер был, эксплуататоров ненавидел. – И что же, уехал из дома? – Уехал. Завербовался в Игарку, в школе рабочей молодежи учителем работал. Вначале Игарка веселая была, а в тридцать седьмом все руководство города арестовали, ссыльных нагнали на заводы… Я в низовья уехал, несколько лет рыбаком работал, потом охотником-промысловиком, во время войны на нас бронь была – на фронт не брали. – Гусев говорил неторопливо, просто вспоминал. Полковник долил остатки спирта. Чокнулись, выпили молча. – Бродяга я, а не крестьянин, уже и не охота ничего. Балок слепил и живу! – А про своих почему ничего не знаешь? Так и не ездил? – Ездил в 1936-м, раскулачили их. Всех увезли куда-то в Томскую область, – каюр подбросил в костер. – Я соседу – в школе вместе учились – свой адрес оставил, в Игарку приезжаю, а меня уже ищут. Стукнул сосед… я и уехал в Сопкаргу. Помолчали, обдумывая. Полковник очнулся первым: – Вроде и не в лагере, а и не очень-то ты вольный, Ефим! Один Леня у нас нормальный. – Я? – Леня смотрел с нетрезвым испугом. – Я женат! У меня ребенок… но я развелся. Моя мама тоже в Москве. – Почему развелся? – не понял полковник. Гринберг хмуро молчал, даже головой тряхнул, не желая отвечать. – Да говори уж, ты что, тоже беглый?! – благодушно пытал Кошкин. – Я – нет! – быстро ответил Леня и замолчал, но потом заговорил насупленно и даже строго: – Моих друзей обвинили в заговоре! Это была провокация! Мы вместе учились в институте, у нас там ребята воевавшие были, после фронта, они не боялись обсуждать… Мы просто думали, что делать. Понимаете? Мы ждали, что после войны жизнь лучше станет, свободнее… – он посмотрел на всех твердо. – Мы говорили о культе личности. Ребят арестовали в прошлом году. – Так вы настоящие заговорщики! Вы что же, шлепнуть его хотели? – спросил полковник заинтересованно и почти серьезно. – Совсем нет, я же говорю, мы только обсуждали, искали пути выхода… считали, что мы как молодые специалисты обязаны помочь своей стране. Сталин – очень серьезная помеха в ее развитии. Среди нас были хорошие экономисты. За мной тоже приходили, но я тогда на «Волго-Доне» работал, канал строили, я как раз был на строительстве… – Леня разволновался и от этого еще больше захмелел, говорил сбивчиво, осматривал всех, ища сочувствия. – Мой начальник отсоветовал мне ехать в Москву. Меня почему-то там, на Дону, не искали, возможно ждали, когда вернусь… а вскоре начальник перевелся сюда, на 503-ю, и меня забрал с собой. Жена со мной развелась, иначе ее тоже могли арестовать, а у нас дочка маленькая. – Если бы не уехал, лес уже где-нибудь валил бы! – подытожил полковник. – Получается, я из вас самый нормальный: сижу за дело – дал в морду члену военсовета фронта. |