Книга Сводные, страница 82 – Жасмин Майер

— Так это Яков постарался?

Качаю головой.

Ева Бертольдовна светлеет лицом и даже выпрямляется. Иметь дело с двумя учениками ей не придется.

— Тогда хорошо! Я сразу заметила твою талию, когда ты вернулась в Академию, но решила, что это последствия карантина, домашних тренировок и каникулы, и ты быстро придешь в форму.

Она окидывает мою талию, а я только чувствую, что краснею. Я подвела своего учителя, Академию, и всю жизнь боролась с лишним килограммом, а теперь даже втянуть живот не могу.

Живот и правда за последние пять дней, что я провела в квартире Якова, увеличился совершенно внезапно. Вот его не было, а теперь после УЗИ он кажется мне еще больше.

Весь прошлый вечер я пыталась втянуть его хоть немного. И не вышло. И это только начало.

Может, узистка недоглядела еще одного? Может, там двойня?

— Юля, решать вопрос нужно быстро. Тянуть уже некуда. Не спрашиваю, почему ты так халатно отнеслась к своему организму и проглядела разумные сроки… Теперь надо двигаться дальше.

Все эти дни я продолжала гонять в голове одну-единственную мысль — почему, почему я никогда не уделяла своему циклу такое пристальное внимание? Организм работал как часы, а я воспринимала это как должное. Думала, что так всегда и будет. А когда первого января соврала, что начались месячные, чуть сама в них и не поверила.

— Медикаментозно прерывать беременность уже поздно, — продолжает Ева Бертольдовна. — Но это не беда. Ты еще можешь вернуть себе прежнюю жизнь. Можешь станцевать Сильфиду и услышать, как тебе рукоплещет весь зрительский зал.

При упоминании феи касаюсь на груди футболки, под которой кожу слегка царапают крылья.

Какая жестокая ирония.

Отворачиваюсь к закипевшему чайнику и завариваю чай.

— Теперь твой единственный выход инструментальный аборт. Я помогу все устроить и знаю хорошую клинику. И очень хорошо, что Розенберг уступил тебе свою квартиру. Ты быстро придешь в себя и вернешься к тренировкам, как ни в чем не бывало. Главное не тянуть.

Смотрю в глаза женщине, которая тренировала меня с самого детства… И молчу.

— Я понимаю, это сложно! Непросто! Больно! Но, Юленька, у тебя карьера! Вся твоя жизнь пойдет под откос! Где отец этого ребенка? Почему он не рядом? Почему тебя приютил Яков, а не он?

Я не знаю, где он…

А еще я так и не набралась смелости, чтобы позвонить ему. Оказалась, ужасной трусихой. Тепличная девочка, за которую все проблемы всегда решал отец. И которая не может, просто не может взять себя в руки и принять окончательное решение.

Разделить жизнь на «до» и «после». Вернуться в прежнее состояние, забыть навсегда об ошибке, которую мы с Костей совершили. И вырвать его не только из сердца. Теперь уже не только.

В сотый раз за прошедшие дни я снова плачу, пока она настаивает, убеждает, даже обнимает, но уверяет, что я еще очень молодая, почти ребенок и у меня еще все впереди. Впервые я не нахожу в себе силы, чтобы с задорной резкостью ответить: «Я уже взрослая!»

Я хочу к папе и особенно сильно к маме, которой у меня нет. Только о маме я и думаю все эти дни. О том, что она родила в моем возрасте. А если бы нет? Было ли ей также страшно, как мне сейчас или у нее был мой отец, которой уже тогда мог все взять все проблемы на себя?

Из всех взрослых людей в моей жизни рядом со мной сейчас только Ева Бертольдовна. Та, что знает меня с пяти лет. Та, что ставила мне правильную выворотность стопы и не щадила на тренировках, что предвещала блистательное будущее, а теперь она сидит со мной на кухне и гладит меня по волосам, рассказывая о всех тех девочках, которые уже прошли через то же самое, но сделать это необходимо.

Ради балета, которому я отдала всю свою жизнь.

Мне хочется ей поверить, хочется позволить решить все мои проблемы, которые для меня слишком неразрешимые. Я уже раскрываю рот, но в этот миг в глубине квартиры звонит телефон.

Это мелодия стоит на отца.

Извинившись, бегу за телефоном.

— Да, папа?

— Юля! — папа почти кричит, за ним рев сирен и шум оживленной улицы. — Ты на лекциях?

Сердце ухает в пятки. Он узнал, узнал. Как-то узнал!

— Ало? Ты здесь? Связь барахлит!... Юля, бабушка в больнице! Я сейчас приехал к ней, подумал, что ты должна знать!

— Я приеду! Куда?

— Тебя не пустят, — слышу в голосе злую усмешку. — Меры, черт бы их подрал.

— А почему ее увезли в больницу?

— Что-то с сердцем. Я позвоню, как найду ее лечащего врача. Больница охраняется лучше Зимнего в семнадцатом, попасть внутрь вообще невозможно! Беги на лекции, дочка.

Папа, мой милый папа… Я не сомневаюсь, что ты решишь и эту проблему.

А я твоя дочь, в конце концов.

Возвращаюсь на кухню, где Ева Бертольдовна вежливо спрашивает, что случилось и извиняется за то, что невольно слышала весь разговор.

— Юля, ты же не хочешь подвести отца? — вкрадчиво спрашивает она. — Представь, как много он вложил в твой балет, а ты вот так с ним поступишь. Подумай о нем, Юля.

— Уходите, пожалуйста.

— Юля, — с угрозой в голосе тянет учительница. — Подумай еще пару дней, а потом я тебе позвоню. В противном случае я вынуждена буду сообщить о причине твоих прогулов Директору. И тогда тебя исключат, хотя на бумаге это будет выглядеть как безобидный академический отпуск. Но ты знаешь наши правила. Академия Балета создана для тех, кто ставит балет выше всего остального.

— И вы уверены, что это правильно?

— В каком смысле?

— Почему у вас ведь нет детей, Ева Бертольдовна? Ведь вы, наверное, одного с моим отцом возраста. Так как же так получилось, что у вас нет ни семьи, ни детей?

— Это совершенно не твое дело, Дмитриева! — взвивается она пулей в прихожую. Натягивает сапоги и натуральную шубу. — Ты осознаешь свою ошибку, Юля, еще осознаешь, но случится это, когда будет уже поздно. Ты вспомнишь мои слова, когда будешь сидеть одна, с ребенком, без мужа, будущего и нормальной профессии. Да, в деньгах, наверное, нуждаться ты не будешь. Но, помяни мое слово, однажды ты возненавидишь этого ребенка, который будет виноват только в том, что родился. Хотя даже в этом будешь виновата ты.

Она хлопает дверью, а я снова плачу. Так много, как сейчас, я еще никогда не плакала. Снова бреду за телефоном и вбиваю те несколько слов, что мне сейчас нужны так.

Мне нужно, чтобы кто-то кто не знает меня, отца и балета, объяснил мне, как нужно принять это окончательное решение, потому что все мои ориентиры сбоят, а сердце обливается кровью так же, как я постоянно слезами.

Вызываю такси, потому что не хочу, чтобы водитель Якова знал, куда меня отвозит.