Книга Исход. Первый пояс, страница 67 – Михаил Игнатов

– Именем Магистра! Мы должны отыскать предателей в Ордене, очистить его от них. Приказываю – взять оружие и выстроиться рядом со стражей.

Площадь слитно ухнула:

– Слушаемся, старший!

Дормат пошатнулся, а я решил не останавливаться:

– Вы много о себе возомнили за эти годы, Дормат. Моя очередь проверять, не предали ли вы Орден.

– Что? Но… – несколько мгновений Дормат растерянно открывал и закрывал рот, затем выпалил. – Я комтур! Почему ты не слушаешься меня?

Снова глупый вопрос. Я, всего лишь внешний ученик Ордена, хмыкнул:

– Иногда ранг это последнее, что важно. Меня послал старейшина Цориут очистить Орден от грязи.

Дормат попятился, оглянулся в поисках поддержки:

– Как ты смеешь поносить Орден?

– Магистр ведёт нас сквозь тьму сомнений, но разве ты это он? – не дождавшись ответа, я надавил. – Ты Магистр?

– Н-нет! Но и ты не он!

– Значит, всё дело в силе, старик, – впервые я позволил себе пренебрежение, глядя на осунувшегося, на глазах постаревшего Дормата. – Мне, действующему во благо Ордена верят все эти люди, – моя рука обвела площадь, – а кто остался с тобой? Не потому ли ты предал Орден, что затаил обиду на него, купился на чужие посулы?

Дормат снова побелел, нервно дёрнул себя за бороду, огляделся и прошептал:

– Что ты несёшь? Никого я не предавал.

Я усмехнулся, прошептал в ответ:

– Поверят ли тебе те, кто твоей волей глотал поддельные зелья, покалечив свои меридианы, и навсегда застыл на пути к Небу?

– Какого…

Крик Дормута осёкся, когда в моей руке оказался один из амулетов, я вытянул ладонь вперёд и громко потребовал:

– Опусти руку сверху и поклянись, что не знал о воровстве возвышалок у учеников нашего Ордена.

И Дормат отступил. Едва на пядь, но отступил, заставив площадь взорваться потрясёнными возгласами. А я увидел, как впервые моргнули символы в его Указах. Сразу три или четыре. Выходит, старик опытен в обмане себя и Указов. А я теперь точно знаю, что он знал о возвышалках, был замешан. Подлец.

Не сдерживая злобы, приказал:

– Хтирой, заставь Дормата свидетельствовать на амулете Правды.

Попечитель вздрогнул, несколько раз перевёл взгляд с меня на Дормата, несмело шагнул, замерев на миг, когда тот заверещал:

– Стой! Я твой комтур. Я комтур Ордена!

Но ничего не произошло. Не знаю было ли что-то раньше в Указах о разнице в рангах и приказах, но сейчас тех Указов просто не существовало. Хтирой вдруг нехорошо усмехнулся и в два шага оказался рядом с Дорматом, свистнул меч, вылетев из ножен. В горло комтуру упёрлась сталь, заставив того поперхнуться новым криком. Хтирой прошептал:

– Ну? Ты будешь отвечать на амулете или мне просто убить тебя, предатель?

– Нет!

Все на площади увидели, как дёрнулась рука Хтироя, а шея комтура окрасилась кровью. Он что, от страха потерял разум и не сумел даже использовать Покров? Ничтожество. Площадь загудела, а Дормат, над головой которого всё чаще стали вспыхивать символы Указов, испуганно заверещал:

– Стой, стой! Не нужно амулета. Я скажу. Да, да! В Школе забирали часть возвышалок. У тех, кто ничего не мог достичь и лишь зря потратил бы зелье.

Мне даже не нужно было ничего спрашивать, Хтирой всё делал за меня. Голос его звенел насмешкой:

– И кто определял достойных? Ты?

– Нет. Нет! Я просто говорил сколько…

Дормат осёкся, а Хтирой закончил за него:

– Сколько зелий хочешь получить в этот раз. Скольких хочешь лишить будущего. Школа? Их сейчас три. Ты что, теперь говоришь число втрое больше?

Я покачал головой, видя, как успокаиваются Указы Дормата. Хтирой всё же неверно обвиняет. Он упускает главное. И я вмешался, повторив его же слова, но чуть по-другому:

– Что я слышу? Сам комтур обучения, тот, кто отвечает за развитие талантов Ордена, действовал ему во вред? И он признаёт это сам, без давления и амулета Правды?

Дормат испуганно выкрикнул:

– Нет! Я же не сам…

Но я не собирался его жалеть:

– Ты сознательно вредил Ордену, разрушал его будущее, за глаза делил его послушников на талантов и мусор. Из-за тебя Орден ослаб, лишился многих талантов. Ты предал Орден, комтур. Предал. Орденские возвышалки отправлялись в чужие земли. В Сто Озёр. Ты… – Я с ухмылкой оглядел хрипящего Дормата, который уже упал на колени. – Ты ведь делал так и в Академии? Или там действовал по-другому? Крал у наших талантов уже лечебные зелья, делая их калеками?

Похоже, что я угадал, Дормат схватился за грудь, его Указы налились ярким свечением и вдруг исчезли. Вместе с жизнью Дормата, который ничком рухнул под ноги Хтирою. Тот наконец опустил меч и презрительно процедил:

– Предатель.

Я обвёл ряды орденцев, остановившись на бледном старике-артефакторе, который всё ещё стоял в шаге от меня, вкрадчиво спросил:

– Кто ещё хочет признаться в предательстве Ордена? Кто нарушал запреты, закрывал глаза на чужие нарушения, запускал руку в запасы Ордена, открывал рот, когда не следовало или… – Я усмехнулся под маской. – Молчал, когда нужно было говорить? Кто шагнёт вперёд добровольно, не дожидаясь, когда я сам призову его к ответственности? Ты, старик Сой, ничего не хочешь мне сказать?

Артефактор побелел ещё сильнее, склонился в поклоне, на этот раз глубоком, словно послушник приветствовал управителя:

– Старший, на мне нет никакой вины перед Орденом.

Либо он не лгал мне, либо умел гораздо лучше, чем мёртвый Дормат, утаивать от самого себя свои помыслы, но его Указы остались спокойны. В отличие от Указов других людей. Мой палец ткнул в того парня, что принёс ларец:

– Взять его!

На этот раз действовал охранитель Ратий. Одним Шагом он перенёсся из-за моей спины к парню, быстро ударил его ладонью в грудь, похоже, совместив это с Дланью Ордена. А я указывал дальше:

– Парень с топором. Блондин с зелёными прядями и жёлтыми рукавами. Низкая черноволосая девушка из Академии. Старик с носом крючком. Мужчина…

Их скручивали рядом стоящие. В конце концов те, кто чувствовал хоть какую-то вину, попытались бежать не дожидаясь, пока я укажу на них. К моему удивлению и проклятьям Хтироя, и среди его стражников с красными отворотами нашлось двое таких. Не знаю даже, почему они бросились бежать. Над ними не было больше Указов, кроме верности мне. Но видимо какие-то проступки имелись, а нервы не вынесли происходящего на площади.

Передо мной на коленях стояло почти два десятка человек. Много. Кто знает, в чём они виноваты? Я точно не собирался это выяснять. Я взглянул в сторону: