Книга Не складывается – вычитай, страница 17 – Ринат Валиуллин

Девушка свернула в сторону ЗАГСа. Вернуться, догнать, взять телефон, позвонить, пригласить на свидание. Наверняка на свадьбу к подруге идет, наверняка ее там кто-то ждет, а тут я со своим предложением. А может, и не ждет. Ладно, проехали. Ох уж эта детская привычка не оглядываться…

Цепочка на шее

Одни мужчины – успокоительное, примешь – жизнь становится настолько спокойной, все равно что у покойника, хочется выбраться из могилы, выпить кофе или что покрепче, очнуться. Другие антибиотики, губят все живое, что рядом, ни друзей больше, ни подруг. Весело с витаминами, они жизнерадостные и позитивные, они готовы горы свернуть. Что ни говори, мужчине без женщины трудно, но еще труднее подобрать идеальный рецепт. Крепче всего любишь, когда не за что. Надо принимать своего.

Свой позвонил неожиданно, в очередной раз сказал, что сегодня задержится, она освободила ноги из блестящих туфель, сняла с шеи золотую цепочку и долго смотрела как звенья ее играли друг с другом, переливаясь улыбками, держась обручально одной тесной связью. Чтобы как-то отвлечься от мыслей, Анжелика включила телевизор:

– Я люблю его, – размышляла вслух главная героиня, – он, судя по всему, – другую, та – своего идеального мужа, муж – любовницу, инстинктивно. Все любят не тех, пора выходить из круга, – порвала она драгоценную нить легким усилием.

Рука жены тоже инстинктивно потянулась к шее и нашла там закованную в цепи золотую монетку, которую Максим подарил давным-давно, сняв со своей шеи. Которую она почти не снимала, только иногда после ссор.

Раньше, когда она теребила эту цепь воспоминаний на шее, ей было приятно, теперь – больно: «Так или иначе, вещи дарят не только от чистого сердца, но еще – чтобы крепче нас привязать». Кому машину, кому квартиру, ей достался изящный золотой ошейник.

Рвать ее она не стала, просто разомкнула замочек, и та золотой струйкой стекла в ее холодную ладошку. Зажала ее и снова вернулась к экрану, где девушка уже делилась с трубкой своими переживаниями:

– Мы же словно собаки, сильнее привязываемся к тем, кто нас недолюбливает. Так и живем, пока в один жуткий день не обнаружим, что привязаны за поводок к столбу.

«Где же мой любимый столб». Ей очень захотелось повиснуть на нем сейчас, повеситься на его шее.

Я заказал кофе и открыл ноутбук. В сети меня тут же сцапала Анжелика:

– Сегодня все валится из рук, даже себя взять в руки не получается, так и валяюсь в кровати.

– У тебя же выходной, отдыхай, – ответил я ей.

– Я без тебя как пустой желудок, – налила она мне на экран.

– Я без тебя как пробка, как одинокий ублюдок, висящий в этом кафе, в ожидании чуда, – принял я игру, – может, тебе стоит покушать?

– Я без тебя – куча пыли.

– Я без тебя, как без неба облако. Как кофе без пенки, кстати, кофе до сих пор не несут.

– Я – как дождь без воды. Подожди, не выходи, я покормлю наших рыбок.

– Я без тебя как пальто, как рукав без руки. Съешь, наконец, что-нибудь и сама.

– Я без тебя – переход подземный безлюдный. Когда я одна, у меня нет аппетита. Кого я могу есть без тебя?

– Я без тебя, как внезапно уволенный отовсюду, даже из этой жизни. Я бы уволил и эту официантку…

– Я без тебя, как комната, лишенная окон. Официантки там симпатичные?

– Я без тебя как шарик пинг-понга в этой же комнате. Симпатичные, но я им не нужен.

– Я без тебя, как сука на привязи, – снова вспомнила она про золотую цепочку, – которой все можно, но не с кем. Неужели не догадываешься, каково мне сейчас без тебя? Одиночество обгладывает потихоньку.

– Я скоро буду, чувствуешь?

– Чувствую. А ты чувствуешь? Пахнет костями.

– Суп варишь?

– Нет, впиваюсь в тебя всеми костями моей голодной души.

– Жди меня, еще одна очень важная встреча, – только он хотел закрыть ноутбук, как чьи-то теплые ладони закрыли ему глаза.

– С кем это ты?

– Да так, коллега по работе. Что будешь пить?

Тату

– Женщины смешны.

– Чем же они смешны?

– Они нам верят.

– Да, лучше им о таком не рассказывать, фантазия мощная, а психика слабая, – согласился со мной Антон, когда я открыл дверь, пропуская его в магазин.

– Что вы хотели?

– У вас яйца есть? – обратился я к продавщице, которая уже пристально изучала нас.

– Нет, – смущенно улыбнулась она.

– Извините, я даже не подумал. Черт, хотел другу блинов напечь.

– Возьмите готовые, – поправила она свою прическу, дав понять, что я прощен.

– А они съедобные?

– Очень! Я сама их всегда беру. пожарите минут пять, и готово. Вам с чем? Есть с мясом, вишней и творогом.

– Дайте всех по пачке.

– Так что там было с пешеходом? – все еще стоял брошенный мной на месте ДТП, про которое я начал на подходе к магазину, Антонио. Так мы звали его еще со школы. Было в нем что-то от итальянца. «А сейчас пропало, а жаль» – посмотрел я на него внимательно. «Антон как Антон». Жизнь стирает шарм.

– Я ехал не очень быстро, километров шестьдесят, ранним утром, откуда он выскочил, до сих пор не могу понять. Но успел нажать на тормоза. Что-то человеческое прокатилось по моему капоту, я остановился на обочине. Первая мысль: смыться. Со второй вышел, меня колотило. Мне показалось, что я вижу душу бедняги, которая отлетает и машет мне, уже осужденному за убийство. Странный утренний пешеход скрюченный лежал на асфальте, уставившись на свой пакетик в руках. Я обрадовался, спрашиваю у него – ты живой? А он мне – «Черт, яйца!». Что с яйцами? «Ты разбил мне оба яйца!» Поднимает руку, а с нее слизь эта противная стекает, меня чуть не вывернуло! Предложил его в больницу отвезти, все расходы оплатить. А он говорит: «Тогда к магазину, с тебя четыре шестьдесят». Странный человек покупал себе каждое утро на завтрак семьдесят граммов сыра, сто граммов колбасы, два яйца, это он мне уже потом рассказал по дороге.

– Счастливчик, – констатировал Антонио, когда мы уже зашли в подъезд.

– Кто?

– Оба! Как я тебя понимаю, – усмехнулся Антонио. – И его понимаю, а себя нет. Что со мной происходит? – полезла из Антонио откровенность, когда мы уже врезались в тепло, разуваясь и ломая каблуки о паркет в прихожей моей квартиры. – Никогда не видел в себе так мало мужчины. Чертова осень схватила меня за яйца. Напала какая-то хренотень, можно, конечно, назвать ее ностальгией, но это будет вранье: обнять некого, поцеловать некого, спать не с кем, ходишь один по лесу, а под ногами только палые прошлогодние чувства. Я даже не понимаю, что произошло, куда все подевалось. Ведь поцелуи всегда были нашим первым завтраком.