
Онлайн книга «Убийство несолоно хлебавши»
– Приятного аппетита, – галантно поклонился он. «1:0 в пользу Ильи», – пронеслось у меня в голове. Макс, видимо, это тоже понял, так как, досадливо крякнув, отодвинул уже пустую тарелку и произнес, обращаясь ко мне: – Разговор есть. Можем пообщаться наедине? Глаза Ганина недобро блеснули, но выдержка ему не изменила. Пожав плечами, он вышел из кухни, бросив на ходу: – Попью кофе на террасе. Как закончите, сообщи. – И, проходя мимо, по-хозяйски поцеловал меня в макушку. Я, смущенно отвернувшись к плите, принялась греметь сковородками. – Что между вами? – спросил Коломойский, убедившись, что Илья не слышит. Я пожала плечами: – Кто бы знал. – Арин… – Максим запнулся. Кажется, он порывался что-то сказать, но так и не решился. Только рукой махнул. – А, ладно, все пустое, – произнес досадливо. – Я ведь по делу к тебе. – Да? А я думала, просто на запах бекона пришел. Ну, выкладывай, что там у тебя? – Не у меня. У тебя. Проблемы. И большие. – Да ладно! Опять? Что на этот раз? – На этот раз Котов. Он написал на тебя заявление. – Что?! – Угу. Пока доследственная проверка проводится, но… дело плохо, Арин. Он записал весь ваш разговор. Еще и в ресторане были камеры. На них, кстати, видно, как ты стакан воруешь… – Шантаж? – спросила я одними губами. – Угу, – Макс кивнул. Я взяла высокий прозрачный стакан, доверху наполнила его водой и осушила залпом, пытаясь унять внезапную жажду. – Да уж, невесело. – Ну, не все так плохо. – В том смысле, что бывает и хуже? В конце концов, никто не умер, и вот это все? Давай только без банальностей, ок? – Ок, – согласился Коломойский. – Но я не про то. Думаю, наш депутат блефует. Вряд ли он заинтересован в огласке, иначе уже на передаче Плахова давно бы сидел. Уверен – это тоже шантаж. Только узаконенный. – То есть… – То есть ты отдаешь ему телефон Ольшанской, он забирает заявление. Но запись вашего разговора останется у него, на случай, если ты сделала копии фотографий и пойдешь с ними к Плахову. – Все дороги ведут к нему, – пробормотала я, пытаясь унять дрожь в руках. – Схема верняк. Это тебе Котов сам предложил? – Нет, конечно. Он не великого ума, но не настолько же. Но, думаю, все так и будет. – И что мне делать? Макс пожал плечами. – Думаю, лучше тебе самой с ним связаться, не дожидаясь вызова в Следственный комитет. – И подставить тебя? Котов ведь сразу поймет, откуда у меня информация. – Поймет, – согласился Макс. – Но я как-нибудь переживу. Вряд ли моей карьере что-то угрожает. Хотя бы потому, что ее нет. – Он невесело улыбнулся. – Спасибо, – еле слышно прошептала я, не зная, что еще сказать. – Свои люди, сочтемся! – Коломойский подмигнул. – Впрочем, кое-что ты можешь сделать уже прямо сейчас. – Еще один бутерброд? – я проявила чудеса сообразительности. – Схватываешь на лету! – Макс щелкнул пальцами и, выставив указательный в мою сторону, весело улыбнулся. * * * Дом слуги народа поражал великолепием. По сравнению с ним мой особняк казался жалкой хибарой. Новая русская «знать», унаследовав от старой стремление к роскоши и богатству, опоздала, правда, лет на двести-триста. В то время как в цивилизованном мире состоятельные люди стремятся к скромному минимализму, а обладание замком или дворцом считается тяжким бременем, способным разорить какой угодно древний род, в России дорвавшиеся до ее щедрот «князи из грязи», наоборот, соревнуются между собой в способности создать самый нелепый архитектурный шедевр, требующий максимально больших затрат. Что будет в будущем с этими многочисленными дворцами, расходы на содержание которых уже сейчас сопоставимы с бюджетом небольшой области, никто не думает. Да и зачем, если каждый из домовладельцев, прекрасно понимая правила игры, в любой момент готов сменить роскошный барский халат на тюремную робу. Пока же в дверь не постучали, доморощенные царьки живут на полную катушку, выжимая из страны все, что можно. Не забыв, разумеется, про запасной аэродром где-нибудь в благословенной Европе – каждый надеется успеть там спрятаться, а кое-кому это даже удается. Впрочем, мне нет никакого дела до депутатской недвижимости. Единственное, что меня сейчас интересует, – это отношения Котова с Ольшанской и заявление, которое он «накатал» в Следственный комитет. – Да! – строгим голосом охранника отозвался домофон. – Добрый день, – я выдала на камеру самую свою ослепительную улыбку, – могу ли я поговорить с Сергеем Викторовичем? Динамик зашипел и отключился. Скучая, я пнула носком туфли небольшой камешек, невесть как оказавшийся на гладкой бетонированной дорожке. Втянула носом напоенный весенними ароматами воздух и произнесла, раскинув руки: – Красота-то какая, скажи! Как тут Родину не любить? Ведь она так щедра к своим детям. По крайней мере, к некоторым из них. Оживший домофон прервал мои философствования. – Сергея Викторовича нет дома, – произнес он все тем же голосом. – Ах, как жаль, – сокрушенно покачала я головой. – Что ж, тогда передайте ему, пожалуйста, что я подожду его возвращения. Динамик щелкнул и замолк. – Ты уверена, что это безопасно? – наверное, в сотый раз спросил Ганин. – Аб-со-лют-но, – в сотый же раз заверила я его. – Может, все-таки вместе? – Парень не терял надежды. – Слушай, ну мы же все обсудили. До поры тебе не стоит светиться. Кроме того, ты моя страховка на всякий непредвиденный случай. Хотя уверена, все будет нормально. Не станет Котов в своем доме мараться. Подрезать тормоза у машины еще куда ни шло, но чтобы так… Не думаешь же ты в самом деле, что он меня зарежет? – Не знаю, – Илья покачал головой, – только мне очень тревожно. – Все будет хорошо, – поспешила я его успокоить. Я хотела добавить еще что-то, но не успела – разъехавшиеся ворота гостеприимно пригласили внутрь. Ганин повернул ключ зажигания, но я только головой помотала. – Жди здесь, – бросила я коротко и зашагала по дороге к возвышавшемуся над забором дому, которому благодаря его монументальности больше подошло бы определение «дворец» или «замок». – Красиво жить не запретишь! – приветствовала я хозяина, когда минут через пять, изрядно запыхавшись, достигла наконец крыльца. – Великолепные угодья! – Ты с ума сошла? – рявкнул он, пропустив «комплимент» мимо ушей. – Какого черта ты себе позволяешь?! |