Книга Три дня до любви, страница 7 – Ольга БрусниГина

Началась ожесточенная схватка с врагом, который на поверку оказался более сильным и вертким, и Карина пропускала удар за ударом.

Возня сопровождалась отборными словечками, недостойными лексикона воспитанных барышень. Но для бандиток, воспитываемых с сызмальства законами выживания, подобные высказывания давно вошли в норму. Девчонки не скупились на «комплименты».

Внезапно, тачка дала резко по тормозам, а драчуньи, потеряв равновесие, разлетелись в разные стороны. Карина с силой устремилась вперед и ударилась головой о металлическую поверхность.

Дверь с громким звуком распахнулась, в проеме показался здоровячок в камуфляже.

— Цыц, куклы! — заорал он, — заткнулись обе. Че, за хрень?

— Выпусти! — получилось почти хором.

— Ага! Сейчас. Бегу и падаю! Бошки откручу, если еще один шорох услышу. Втыкаете?

Карина, уже оправившаяся от шока, бросилась к выходу, рассчитывая, что удастся вывернуться. Только качок просек тему. Резко ухватив ее за волосы, он ударил по ребрам.

У Карины перехватило дыхание. Она тихо застонала и согнулась от боли.

— Уяснила урок? — спросил бугай, — или еще хочешь? Надо — пропишу?

— Не хочу, — пропищала она, едва делая вдох.

— Вот, попейте водички. Ну и видок у вас — кошки драные. Утритесь!

Здоровяк бросил бутылку воды и упаковку влажных салфеток. Еще раз оглянул придирчивым взором пассажирок и с грохотом захлопнул дверь.

— На твоем месте, я бы не стала пить, — предупредила противная соперница.

— Еще чего! — свредничала Карина, — в одно горло трескать будешь?

— Дура! Вдруг там яд или наркота. Вырубишься или вообще коньки отбросишь.

— С чего такая забота?

— Просто. А в принципе, мне все равно…

— Чего тогда дерешься, если тебе все равно? Размахалась кулаками!

— Защищалась. Ты первая, кстати, начала. Ладно — «проехали». Добро?

— Добро, — согласилась Карина, — ты знаешь, куда нас везут?

— Догадываюсь. Явно не на показ мод, и не на курсы вышивания.

— Не тяни, выкладывай.

— Запрут в закрытом борделе и будут использовать строго по назначению пока не сдохнем.

— Да, ладно, не гони!

— У тебя другие варианты есть? Для чего еще годимся? Не на стройку же, кирпичи таскать.

— Я сбегу, — уверенно выдала Карина, — просто так в руки не дамся. За жизнь не раз приходилось отбиваться.

— Ага, беги, не забудь прощальное письмецо перед смертью написать. Поймают, и чик «пером» по горлышку.

— Не из пугливых, не стращай! — хмыкнула Карина.

— Засунь свою храбрость, сама знаешь, куда и не выпендривайся. Я тоже не пальцем деланная.

— Я заметила, — призналась Карина, вспоминая, как ей влетело. Тело до сих пор ныло от побоев. Жаль синяков не разглядеть. По ощущениям их тьма-тьмущая, и на лице тоже.

— Ну, и отметелила ты меня? — усмехнулась Карина, потирая ушибленные места.

— А ты — меня, не хило.

— Мы с тобой подружки по несчастью. Не стоило ссору затевать.

— Точно! Лучше не скажешь. Давай держаться вместе.

— Зачем? Я привыкла — сама по себе. Так безопаснее. Не нужно ни о ком заботиться, переживать, да, и ответственность за чужого человека мне не нужна.

— Эгоистка, что ли?

— Не-а, детдомовская.

— А я, по-твоему, кто?

— Кто?

— В том-то и дело, что мы одного поля ягоды. У меня из родни только сумасшедшая тетка в психушке. Старая совсем и безумная. Проку от нее никакого. Воспитанием моим точно не займется. Хорошо, хоть по-малолетству какая-то родственница взяла меня под опеку, поэтому и в детдом я не попала. Только видела я ее всего пару раз, когда бумаги оформляли. Росла сама по себе: по добрым соседям шныряла, то там, то сям корку хлеба просила. Жалели: кормили, одежду поношенную давали. Я не привереда, брала и благодарила, а потом возвращалась, и так по кругу.

— А у меня никого нет — отказница.

— Знаешь, может это и к лучшему.

— Ни фига, себе, заявление! Как такое может быть лучше? Ни родни, ни дома, ни будущего.

— Сама рассуди. Я, к примеру, знаю, что вся семейка психически больные люди, способные на сумасшедшие поступки. Наследственность, знаешь ли. Бабка в интернате жила, тетка, потом мама, теперь, походу моя очередь подходит!

— А отец? Он-то где?

— Кто ж его знает? Мама там же в больнице залетела. Может от санитара, а может от такого же психа.

— Ты вроде нормальная?

— Не знаю. Пусть врачи разбираются. Гуляю до первого крутого приступа.

— Приступа?

— Пришибу кого-нибудь или порежу. Прецеденты были. В полиции мое имя в черном списке. Помню, было мне лет десять, может чуть больше, я пацану в голову камень кинула. Просто так, ради шутки, только голову ему до крови пробила. Потом стекляшкой от бутылки другому мальчишке руку царапнула. Желание у меня людям боль причинять, ничего не поделаешь. Чем старше, тем жажда сильнее, а шутки жестче. Прям, не могу, хочу пырнуть кого-либо.

— Чего ты, такая кровожадная?

— От меня не зависит. Переклинивает в башке, словно кнопочка красненькая включается. Руками начинаю махать, пинаться, пока не свалюсь от усталости. Когда вижу, чего натворила, страшно становится. Но потом все повторяется снова. Психиатр сказал, что в мозгу связь отсутствует, которая за жалость отвечает.

— Это плохо? — не поняла Карина.

— Представь, что у человека нет сочувствия к чужим страданиям. Зато до краев изворотливости и жажды доставлять боль.

— Представила — маньяк!

— Расстройство личности, свойственное серийным убийцам. Наука — не поспоришь, — видимо, не своими словами изрекла собеседница умную фразу.

— Звучит, как угроза.

— Не боись, самой страшно! Вдруг крышу снесет неожиданно, а я не готова окажусь.

— Так не бывает! — отмахнулась Карина, не веря в басни.

— Еще как бывает. Но, мы отвлеклись от темы: как насчет дружбы?

— Сознаюсь, что никогда не имела подруги.

— Круто! Буду первой! Я — Кристина. Можно — Тина.

— А я — Карина.

— Предлагаю скрепить нашу дружбу клятвой верности.

— Зачем? Детство какое-то! — возмутилась Карина.

— Так положено. Давай руки, протягивай.

Подружки сцепили пальцы.

— Я плохо слова помню, но это не важно. Наша клятва важна только для нас, — предупредила Тина.