Книга Мистика, страница 20 – Тамара Шатохина

-  Заходи  уже, а то сожрут  и костей не оставят.

-  Вам  уже лучше?  Поешьте там супу, как раз для вас осталось.

-  Я простоквашки попила, - стояла она в дверях, -  ох,  и орут же  сильно, паршивцы.  Накличут…  не иначе, как любовь.

-  Точно - самая что ни на есть  «жизненная необходимость»,  - понуро согласилась я и вспомнила: - А тут вертолет летал, военный.  Я и подумала – с чего бы вдруг?

-  Разминирование, видать, -  покивала она со значением, -   почти каждый раз находят то снаряд, то целый  ящик  патронов.  Степан рассказывал…  хочешь – верь, хочешь – нет:  он смотрит – ветра нету, а два деревца чуть клонятся  к земле, будто кланяются.   Под ними  старый блиндаж еле угадывается, а в нем засыпанные землей ящики со снарядами.  Тогда тоже минеры прилетали, заодно и коробочки с костями увезли.

-  Пойдемте, а то и правда - за комариным звоном соловьев не слышно.

   Наутро глаза еле открылись – опухли и заплыли от слез.  Тогда я последний раз так сильно плакала из-за Олега.  Накрыло к ночи всерьез…   Дошло  до мозга  трезво и осознанно, именно так, как я и боялась -  что никогда больше не сидеть нам с ним вдвоем и не слушать соловья.  Больше не пригреюсь я в его руках, потянувшись за родным теплом и спасаясь от ночной прохлады.  Но это так - мелочи, поэзия отношений…  Дело было не только в ностальгии.  Просто я четко осознала то, что это все – назад дороги нет и той жизни тоже уже нет, и никогда  не будет.   Жизнь была моя – собственная и личная,  поэтому ее было жаль.  Все логично.  Я не истерила, просто обида душила страшная - слишком много он отобрал у меня: радость просто жить, уверенность в будущем, смысл  всех прожитых с ним лет.  И что  делать теперь, с чего начать, куда кидаться?  Да еще и моей Ирке втемяшилось, а значит, она будет добросовестно отрабатывать сводницей – до последнего вздоха и трепать мне нервы.  Но после этой ночи я перешла свой Рубикон окончательно или мне так казалось.

   Утро  выдалось  ясным и влажным,  короткий дождь прошел перед самым рассветом и оставил крупные  серые капли на траве.   Я  умылась у колодца,  позавтракала оладушками с  малиновым вареньем и тоже поучаствовала  - приготовила нам с баб Маней кофе.   Мне  крепкий, а ей слабенький и с молоком.  Прихватив свою чашку,  ушла под яблоню, где опять уставилась в ноутбук, шлифуя варианты.

    Беркутов нашел меня там же, тихо поздоровавшись с расстояния двух шагов, и насторожено оглядываясь вокруг.   Очевидно, свою машину  он оставил на горе и спустился к дому пешком.

-  Что вы так таитесь,  Владимир Борисович? –  тоже почти шепотом спросила я, рассматривая его в новом для меня образе – светлых бежевых брюках, рубашке без галстука и шикарных  кремовых туфлях с перфорированным верхом.

-  Хотите сделать сюрприз бабушке?  Я не советовала бы, ей сейчас не нужны  потрясения – вчера приезжала скорая.

-  Что с ней? – спросил мужчина, приседая возле меня на скамейку.

-  Возраст? – задумчиво предположила я, - вы зайдите, она  давно уже не спит.

-  Вставайте, Алена, пойдемте, мне нужно объяснить вам кое-что.

-  Вы о полиции?  Ко мне остались вопросы? – струхнула я, даже сердце дернулось.

-  Нет-нет… когда будете в городе, просто  подойдете туда. Ознакомитесь  и распишетесь в предварительном заключении о прекращении дела.    Не думаю, что будет продолжение. Я должен  рассказать вам  другое...

-  Может, сначала… -  обернулась я в сторону дома.

-  Нет.  Я прошу вас пройти со мной…   куда  здесь можно сходить?

-  А вы не знаете?  Это же ваша малая родина, кажется?

-  Именно.  Но был я здесь всего пару  раз – в детстве, а свою бабушку не знаю совсем,  даже не видел.

   Я  медленно встала, не отрывая взгляда от его лица.  Он нахмурился, сдвинув брови и сжав губы в тонкую полоску,  и отвернулся, оглядываясь вокруг:

-  Так куда мы с вами пойдем?

-  А давайте – к церкви?  Я уже побывала здесь во всех  интересных  местах,  но до церкви так и не дошла.  Там разруха и запустение, но  говорят, что на стенах   сохранилась роспись семнадцатого века и еще  угадываются  иконы.  Это недалеко, только вы можете испортить свои туфли –  сыро, - посмотрела я на дорогую обувь.

-  Ерунда.  Ведите, -  упрямо мотнул он головой.

-  А вы рассказывайте, -  напомнила я.

-  Да…  Я понимаю, что  такое положение вещей более, чем дико.  Больше того, я понял это только после вашего вчерашнего звонка.  Вы спросили – для бабушки ли я строю дом?  Нет, Алена,  тогда даже мысли о ней не возникло, я думал… неважно, но не о ней точно.

-  Вы даже не подозревали о ее существовании? – не верила я, - такое только в индийских фильмах бывает, честное слово.

-  Почему же?  Просто я  не был уверен, что она  жива  до сих пор.  Последний раз я вспоминал о ней  лет десять назад.  Тогда здесь то ли формировалось новое хозяйство, то ли менялось руководство, но пересматривались кадастровые планы.  Меня известили, и этим занимался мой юрист.  Он  доложил, что в доме живет старая женщина.  Я понял, что моя родственница еще жива и не стал продавать участок.  Это все.

-  Все?  -  удивилась я,  сворачивая  по  сырой  луговой траве на тропинку, которая круто поднималась  в гору и терялась  между деревьями:  - Кажется, нам сюда…  Ну, все так все – как скажете.

-  Вы не понимаете…  Еще мой отец и его брат – сыновья этой женщины, не хотели иметь с ней ничего общего.  Всякие  упоминания о бабушке  пресекались взрослыми, а мы  иногда по-детски  задавали такие вопросы.  Я не буду повторять то, в чем не уверен на сто процентов.   Но я вырос с этим, это вложили в меня с детства.  Упоминание о ней  не приветствовалось в наших семьях.

-  А причина? –  настойчиво интересовалась я, останавливаясь на вершине холма возле покосившегося деревянного строения.  Вокруг  темных  стен  оставалось  небольшое открытое,  поросшее травой пространство, а дальше, обнимая  его и организуя  камерный ансамбль, поднимались высокие деревья.  Креста на церковном куполе не сохранилось.  Под  самыми стенами виднелись три небольшие могильные плиты из битого временем  камня с полустертыми надписями на них.  Над двумя  старинными захоронениями даже сохранились низкие  каменные кресты.  В церковь можно было войти свободно, но я не спешила делать это, а смотрела на мужчину и понимала что, что бы он ни сказал сейчас, я останусь на стороне  бабы Мани.

-  Причина?   Я не хотел бы говорить об этом.  Просто объясняю, почему не знаком с этой женщиной.

-  Хорошо.  Тогда куда вы хотели отселить ее, если собирались снести старый дом?

-  Алена!  -  слегка повысил он голос, но сразу же взял себя в руки: -  Я не знал, не был уверен – жива ли она вообще?  Безусловно,  теперь я пересмотрел свое решение – этот дом будет принадлежать ей.

-  Не думаю, что это решит проблему.  Потому что  ей нельзя больше оставаться  одной - не тот возраст и не то здоровье.