Онлайн книга «Мистика»
|
На улице возле двери послышались звуки разговора: голос бабы Мани и незнакомый мужской - сильный, приятный, со смешком и какими-то знакомо приветливыми интонациями. Потом они вошли в дом, и хозяйка сунула в мою дверь полушалок и сорочку, громко сказав: - Накинь на плечи, внучка, и выйди к нам на минуту. Я вскочила в это безобразие, как солдат по тревоге – на раз-два. В груди старинное подобие комбинации немилосердно жало, бедра обтянуло до треска ткани, а на талии пузырилось и сборилось. Поэтому я плотно укуталась в шаль, которая скрыла меня почти всю, как покрывало и высунула голову из комнатушки – сил уже не было терпеть, я должна была знать, что там происходит. Выглянула и увидела… У входной двери стоял мужчина моего примерно возраста или возраста Олега – не важно, это был наш ровесник. Крепкий, судя по развороту плеч, среднего мужского роста – метр семьдесят пять где-то, темноволосый и темноглазый, с загорелым до цвета бронзы приятным лицом. Очень мужским лицом – ни капли милоты, мягкости, заманчивости - твердые, чуть грубоватые черты были четкими, резкими и… прекрасными в своей завершенности. Как объяснить это впечатление? Будто именно сейчас, в этом его возрасте и был достигнут тот самый пик, настал полный апофеоз и апогей состоявшейся, взрослой уже мужской красоты. Неяркой, строгой, без вызова. Типаж такой… чем-то он напомнил Беркутова. В выражении лица того и во взгляде тоже чувствовалась такая же спокойная уверенность и сила характера, но этот мужчина понравился мне сразу. Скорее всего, и даже наверняка, он мог быть и суровым и жестким, но сейчас приветливо и немножко насмешливо улыбался, глядя на меня и я засмотрелась на него, глядя в черные, как у Ромки, внимательные глаза. Хотелось верить, что и я тоже улыбнулась ему в ответ, а не нервно оскалилась. Его улыбка стала еще шире,он вздернул черную бровь и знакомо так гаркнул, заставив сердце радостно встрепенуться: - Здорово живете! Внучка… бабка твоя не против, а ты разрешаешь войти? - И тебе здорово. А чего ж? Проходи, - медленно опустила я взгляд вниз, внимательнее разглядывая его одежду и задержала дыхание, узнавая… Когда мы с Олегом шли в колонне «Бессмертного полка», я несла над собой увеличенную фотографию своего прадеда - танкиста в Великую отечественную. Он был снят возле танка – тяжелого ИСа, и одет вот так же – точь-в-точь: в черный, с пятнами салидола и офицерскими погонами старого, времен войны еще образца, комбинезон, а на поясе – небольшая пистолетная кобура. Сапоги, танкистский шлемофон в руке, а эти руки… Ладони нашего гостя… пальцы были черного цвета, только ногти более-менее выделялись натуральным цветом человеческого тела. Я шагнула в комнату, как потерянная, подошла и потянулась к его руке. Он вскинул ее, протягивая для приветствия, перехватил мою, потряс ее и сказал, улыбаясь: - Иван. А тебя как зовут, красавица? - Алена, - кивнула и спросила: - Что у тебя с руками? Что случилось? Я держала его ладонь двумя руками, не отпуская, и с ужасом разглядывала кончики пальцев – пучки возле ногтей ороговели и полопались. На фоне почти черной кожи эти трещины розовели свежим обнаженным мясом и даже, казалось, слегка сочились сукровицей. Он мельком взглянул на свои пальцы, отнимая их у меня, и пожал плечами: - Мазут въелся. А тут… еще с зимы никак не заживет – ладили перебитый трак на морозе. - Что ж рукавицы-то не надел? – спросила с горечью баба Маня. - А много в меховых рукавицах наработаешь под обстрелом? - повернулся он к ней, забывая про меня: - Мать, так что? Мужики с дороги, шли долго, спали даже в машинах. Вымыться бы да исподнее отстирать… обеспечение еще не скоро подтянется. Знаешь, как говорят? Бывают бойцы грязные, сильно грязные и танкисты... это уже совсем предел, - хохотнул тихонько и продолжил серьезно: - Поспроси у соседей - у кого еще банька. На завтра. Тушенкой заплатим, махрой – сменяешь потом на зерно либо дрова. - Хорошо, сынок, все сделаем, а как же, а чего ж не устроить-то? - ласково заворковала баба Маня, - проходи сейчас, присаживайся к столу. Ох, забыла! Возьми вот, - совала она ему в руку тонкий кусочек хозяйственного мыла и вафельное полотенце - пошли под окошко, там видно от свечки. Алена, захвати ведро с водой и кружку. - Не суетись, мать, - отмахнулся гость, - не такой я голодный. Тут не так поесть, как вымыться хочется. Что, если я сразу в баньку, раз у вас, говоришь - топлено? Первым и пойду, как в разведку? Баба Маня отвернулась, суетливо разжигая керосиновую лампу: - Тогда ты иди…, а кашу я укутаю. Вымоешься, и пока Аленка исподнее твое постирает, ты и поешь. Верхнее-то есть свежее? - Н-ну… - оглянулся он на меня, - я и сам могу выстирать. А верхнее – да, есть в машине. - Не готова, каждый раз не готова, - бормотала баба Маня, когда он вышел, очевидно – за чистым исподним. - Ты уже поняла? – отчаянно взглянула она на меня, - он оттудова – с войны. Десять раз должен прийти сюда. Ты девятая уже. Как женщина появится у меня в доме – так и жду его. Свет гаснет, танк гремит… - Как это связано? Почему девятая? - Потом расскажу… вернется скоро. - Он что – наш, с Дона? Говор знакомый. Почему не предупредили, не сказали заранее, что ж вы так, баб Мань? – говорила я, чтобы только не молчать – в голове не укладывалось. - Чтобы сбежала?! Бегали уже! – прикрикнула она на меня. - И зачем я тут? Те женщины? Я что – должна с ним переспать? – поразилась я, приплетая к своей растерянности еще и беспокойство. Все эти басни о ведьмах – инициация, вхождение в силу… тьфу ты! Да что за бред лезет в голову?! - Да Бог с тобой! Не дурей. Вы мне, как знак, что он будет сюда. Помоется мужик и уедет, никто с ним не спал, он спешит в… свою дивизию... или полк? Утром должен быть там к восьми, как штык. - В какую, к ляду, дивизию, баба Маня-а? Вы что это - на самом деле? – отчаянно прошипела я. - Господи… да уедет он и все! Тебе-то чего? – всхлипнула она, - ты девятая, а после десятой уже и смерть ему… Дверь распахнулась. На пороге стоял танкист уже без шлемофона в руках, и устало улыбался: - Проводите кто? Темно, не видать ни зги – в какой стороне банька-то у вас? Баба Маня резво дернулась к нему и споткнулась, я подхватила ее и усадила, поглаживая худенькие вздрагивающие плечи, а танкист сказал с участием: - Да что же ты, мать, все суетишься? Внучка вон покажет. И шагнул за дверь первым, держа в руках сверток со свежей одеждой, а баба Маня обернулась ко мне: - Накинь… а-а-а! Сходи быстро, оставишь там ему керосинку. Склянку с мазью для рук отдай, но вначале пускай подержит пальцы в травяном напаре – скажи… ванночку нужно сделать перед мазью. Не послушает же, не станет! Они ж дурные! Или уснет. И полотенце… полотенце тоже! Не готова, опять не готова, да что ж такое-то? Да разве к такому можно быть…? – тихо заплакала она, - Господи, как же жалко его… |