Онлайн книга «Взаперти»
|
– М-м… Пусть придет завтра пораньше, без четверти девять. Представится, и в бой. – Александр Александрович, – осторожно начал директор, – Лыков чувствует себя несправедливо обиженным. И просит допустить его к службе без этой процедуры. Макаров сразу все понял и взвился: – Что? Не хочет представляться? – Да. – Чувствует себя обиженным? Может быть, он еще рассчитывает на извинения с моей стороны? Внезапно заговорил Золотарев: – Александр Александрович, Лыкова можно понять. Мы довольно быстро согласились с его виной. Он утверждал, что стал жертвой сговора уголовных. Мы даже не рассматривали эту версию. А вот теперь новый суд доказал правоту статского советника. – Ну и что? Тогда его вина была совершенно очевидна. Мне не за что извиняться, пусть и не надеется. И вообще… Министр возмущенно пофыркал и продолжил с нарастающим раздражением: – Мой подчиненный на меня обижается? Да как он смеет? Кто он и кто я! Белецкий заговорил все так же почтительно: – Александр Александрович, вы министр. А Лыков – самый опытный уголовный сыщик в Департаменте полиции. Он нужен мне. Он нужен вам, поскольку всегда выполняет данные ему поручения… – Неправда! Икону Казанской Божией Матери ваш лучший сыщик не нашел. – Так ее никто бы не нашел. Нельзя найти то, чего нет. Но позвольте продолжить. Лыков проявляет амбицию. Это, конечно, нарушение субординации. Но его можно понять. С такими заслугами… – С какими такими заслугами? – окончательно разъярился министр. – Помню я его заслуги! Читал список претензий от прокурорского надзора. Арестованных бить? На это много ума не надо. – …с его заслугами, – упрямо продолжил Белецкий, – мы могли бы придумать способ обойти все эти формальные процедуры и допустить Алексея Николаевича к службе. Его нет уже пять месяцев. И это сказывается на деятельности департамента. Сложное дело некому поручить. А между тем они сыпятся и сыпятся сверху. В том числе и Высочайшие поручения. Мы сами себе создаем проблемы, отказываясь от таких людей, как Лыков. Макаров спросил у своего товарища: – А вы что думаете на этот счет, Игнатий Михайлович? – Я согласен со Степаном Петровичем. Лыков – очень полезный чиновник, ему по-настоящему нет сейчас замены. Надо сделать шаг навстречу, учитывая нашу перед ним вину. – И вы про вину… Нет никакой нашей вины. Бить на допросах не надо! Сам во всем виноват. Белецкий ободрился поддержкой товарища министра и предложил вариант с записью в секретарский журнал. Макаров без особых раздумий согласился: – Хорошо, пусть будет так. Это навроде операций с визитными карточками. Когда меня назначили на должность, я должен был объехать человек двести и представиться им по случаю назначения министром. Я побывал у двадцати самых нужных, а остальным мой лакей развез карточки. – Истинно так, ваше превосходительство, полная аналогия, – поддержал начальство действительный статский советник. – Ну, быть по сему, – сказал Макаров, вставая. – Пусть подпишет присяжный лист и заступает. Пойдем навстречу. Белецкий тоже поднялся, но настороженно спросил: – Какой присяжный лист? – Что значит какой? Какой мы все подписывали. – Так ведь и Лыков его подписывал. В тысяча восемьсот девяносто четвертом году, при воцарении нынешнего государя Николая Александровича. Министр недовольно ответил, давая понять, что считает разговор оконченным: – С тех пор, если вы забыли, он вылетел с коронной службы. Теперь пусть присягает заново. Мне пора на заседание Совета министров… – Александр Александрович! – заторопился Белецкий. – Но суд же отменил приговор. Значит, старая присяга статского советника вернула свою силу. Может быть, запросим на сей предмет мнение юрисконсульта министерства? Макаров высунулся в приемную и бросил секретарю: – Пусть подгонят мотор. Потом повернулся к собеседнику и сказал с крайней степенью раздражения: – Я сам, если помните, юрист. Могу поучить любого юрисконсульта. Повторю: пусть ваш любимчик заново подпишет присягу. Все! Белецкий возразил министру: – У Алексея Николаевича обостренное чувство собственного достоинства. Что, увы, редкость в России. Боюсь, он не станет присягать повторно. – Тогда пошел ваш Лыков в… лесотундру. Много о себе воображает. Обойдемся без него. Директор Департамента полиции по внутреннему коридору вернулся на свою половину, велел подать чаю и, пока пил, думал. Как половчее сказать Лыкову? Хлопнет дверью, и все. А нужен, ох как нужен… В результате статский советник предстал перед Белецким и возбужденно спросил: – Ну что? – Все в порядке. Идея с записью в журнал принята. Только подпишите заново присяжный лист и можете завтра приступать к службе. Уже есть для вас задание. – Какой лист? – замер Алексей Николаевич. – Я его один раз уже подписывал. – Ну, еще раз подмахнете. – А для чего? – Требование министра. Вы же были отставлены от государственной службы. Нужно заново. Это пустая формальность. Лыков долго молчал, потом спросил: – Он что, совсем дурак? Суд отменил приговор в отношении меня. Значит, отменены и все его последствия. Я не юрист и то понимаю. А он? Нарочно хочет меня унизить? – Алексей Николаевич, я вас очень прошу не придавать этой мелочи чрезмерного значения. Пусть он выказал себя не в лучшем виде. Но служба важнее! – Степан Петрович, какая же это мелочь? Честь и у меня, и у вас одна. Разве можно ею поступаться? Присягу я давал. Вины за мной никакой нет. Зачем же профанация? Нет, не буду. Белецкий встал и пожал плечами: – Я сделал все, что мог. Министр настаивает. – Тогда я пошел, – побледнев от злости, ответил сыщик. – Куда? – К Дурново. Петр Николаевич всегда меня понимал, поймет и теперь. Директор хмыкнул скептически: – Он теперь рядовой член Государственного совета. Их там после реформы почти двести человек. Что может ваш Дурново? – А вот увидите. И Лыков удалился. Некоторое время он еще провел в кабинете, пересказывая Азвестопуло беседу с директором. Тот был возмущен: – Вот и служи им после этого. – Да я не им служу. – Ага! – взвился коллежский асессор. – России! Вот высшая честь и высшая радость. А Россия почему-то в упор не видит ваших трудов. |