Книга 99 мир, страница 9 – Данияр Сугралинов

Лука лег и мгновенно уснул. А теперь, проснувшись, пытался собрать воедино все отрывочные и многочисленные воспоминания вчерашнего дня.

– Как ты, малой? Хотел бы я пожелать тебе доброго утра, но… Здесь, как я понимаю, завтраками не кормят, – сказал Терант. – И верно, зачем кормить тех, кто уже сегодня будет принадлежать новому хозяину?

Лука потер глаза, зевнул, потянулся и пожал плечами. Поесть хотя бы раз в день было за счастье. К тому же никто его кормить не обязан. Но почему бы не помечтать? Вот сейчас заслышатся шаги стражника, который подойдет к двери их камеры и бросит сквозь прутья черствую корку хлеба! Это стало бы прекрасным началом нового дня!

– Двурогий! – воскликнул Терант. – Ты только посмотри на это! Почти натянул и не заметил!

Только сейчас мальчик увидел, что одна нога кхара прикована не к цепи, а к очень тонкому, тоньше нити, бесцветному поводку. Его сложно было заметить, но если обратил внимание, то уже не отведешь взгляда – уж больно красивы редкие всполохи отраженного света. Словно поймали солнечный луч и засадили внутрь поводка.

– Знаешь, что это? – спросил кхар.

Лука покачал головой.

– Это струна. Подобные струны – то немногое, в поставках чего раканты не отказывают вашему императору. Прочнее железной цепи и легче бельевой веревки! Это порождение Двурогого вживается в плоть, срастается с нервной системой прикованного. Рискнувший ее натянуть или оборвать – безумец, чьи нервные жилы будут выдернуты из тела, а смерть наступит раньше, чем он успеет вскрикнуть.

Послышались шаги стражника и звон связки ключей. Лука встрепенулся: неужели принесли поесть?

– Лука Децисиму, на выход! Живо!

Мальчик растерянно обернулся к Теранту.

– Будь сильным, – кивнул кхар на прощание. – Помни, что говорил твой отец.

Понукаемый стражником, Лука прошел в обратном направлении тот же путь, что и вчера, когда его привели, однако у лестницы стражник повел его не к выходу из подземелья, а в другой коридор. Все камеры, встречавшиеся им по пути, были забиты народом. Хромые, кривые, уродливые, в язвах и струпьях – заключенные отлично вписывались в историю Теранта о генетическом отребье Империи. Присмотревшись к лицу стражника, Лука заметил, что и с ним не все в порядке – низкий лоб, бельмо на глазу…

– Че зыришь? – рявкнул страж и влепил мальчику затрещину. – Давай-давай, двигай булками, салага!

Его кривые почерневшие зубы, всегда казавшиеся Луке обычным и нормальным явлением в его мире, вдруг перестали представляться таковым. Наследие Эска вновь проявило себя с неожиданной стороны.

«Ну и урод!» – подумал мальчик, но попробовал завязать начавшееся общение.

– А что будет с ним? – спросил он.

– С кем?

– С кхаром, с которым я сидел.

– С черным? Или казнят, или выкупят, чтобы дрался на Арене.

– А кто выкупит?

– Хватит болтать, мелюзга! Вот привязался!

Стражник дал ему пинка, и Лука ускорил шаг, чтобы не упасть, потирая ушибленное место. Всплыл текст о полученном уроне и регенерации поврежденных мягких тканей, а через биение сердца боль ушла.

Наконец они достигли другого крыла и по лестнице поднялись на улицу. Просторный закрытый двор тюрьмы был полон зрителей, зевак и родственников тех, над кем будет вершиться суд.

Судья Кэннон – скрюченный старец, едва сдерживающий желание уснуть прямо за столом, – что-то прошамкал. Стоящий рядом глашатай громогласно объявил:

– Именем императора! Жизнь именуемого Рахимом Даришта объявляется собственностью Империи отныне и до конца его дней. Раб Даришта приговаривается к отработке своих многочисленных злодеяний против народа Империи на Олтонских рудниках!

Осужденный, повязанный струнами по рукам и ногам, заревел:

– Судья – продажная тварь! Отсо…

Мгновенно образовавшаяся куча-мала вскипела на том месте, где стоял несогласный с приговором Даришта. Стража увлеченно месила бунтаря, пока тот не перестал вообще издавать какие-либо звуки. А потом два здоровенных охранника, подхватив тело за ноги, утащили его со двора.

Судья посмотрел в свои записи и снова то ли что-то прошептал, то ли просто зевнул, но глашатай встрепенулся и подал знак. Стражник пихнул Луку в спину и вытолкал в центр двора. Лука открыл рот, чтобы сказать слова в свою защиту, но спрашивать его никто не стал – Кэннон уже все решил.

– Обвиняемый в нанесении телесных повреждений Кариму Ковачару несовершеннолетний Лука Децисиму приговаривается к штрафу в пятнадцать золотых! Из них семь – претензия господина Ковачара, семь – штраф в пользу Империи, и один золотой на судебные издержки! – раздался звонкий голос глашатая. – Обвиняемый! В состоянии ли ты или твоя семья уплатить штраф здесь, сейчас и в полном объеме?

– Лука! – послышался голос матери, а следом раздался ясный и чистый голос Коры:

– Братишка! Сам стоит! Чудо!

– Мама! Кора! – обрадовался Лука и бросился к родным, но споткнулся о вовремя выставленную ногу стражника. В толпе засмеялись.

Судья недовольно посмотрел в ту сторону, где стояла семья Луки, и сделал знак рукой. Его мать и Кору вытащили и поставили пред мутны очи вершителя судеб.

Кора все еще счастливо улыбалась, видя брата здоровым, а не беспомощным, как всю его жизнь.

– Имя!

– Приска Децисиму, господин судья! – едва сдерживая слезы, ответила мать. – Лука не виноват! Мой мальчик до вчерашнего дня и рукой пошевелить…

Кэннон чуть приподнял указательный палец, и глашатай визгливо заорал, обрывая речь Приски:

– Отвечать по существу! Женщина, ты в состоянии уплатить штраф за ублюдка?

– У меня нет таких денег, – прошептала Приска.

– Я найду! Достану! Дайте день! – Кора кинулась к судье, и тот отшатнулся.

Девочку схватили стражники, но она продолжала вырываться.

– Убрать! – скомандовал глашатай, и женщин увели, не слушая их криков и плача. – Кто из присутствующих желает приобрести четырнадцатилетнего Луку Децисиму в полную собственность сроком на пять лет?

Толпа загудела, обсуждая характеристики мальчика. Глашатай обеспокоенно оглядел толпу, наклонился к судье, выслушал и изменил условия:

– Пятнадцать лет! Кто из присутствующих желает приобрести четырнадцатилетнего Луку Децисиму в полную собственность сроком на пятнадцать лет?

Люди затихли, оглядываясь друг на друга. Раздался чей-то кашель, и поднялась рука.

– Пожалуй, я заберу его. На двадцать пять лет, если позволит господин судья…

Судья Кэннон благосклонно кивнул, а Лука увидел своего будущего хозяина – сухощавого смуглого мужчину с орлиным носом. На первый взгляд Лука дал бы ему лет сорок, но потом всмотрелся в покрытое морщинами лицо, старческие пятна на руках и добавил еще двадцать.