Онлайн книга «Архивы Блэквуда. Незримые»
|
Одесса поднесла телефон ближе, хотя Блэквуд пятился от него, как от бешеной собаки. – Чекпойнт «Чарли», – объявила Одесса. – Основной КПП между Восточным и Западным Берлином в период холодной войны. Снимок взят из архивов ФБР и датирован тысяча девятьсот шестьдесят четвертым годом. Большим и указательным пальцем Одесса увеличила кадр с лицами присутствующих. Все мужчины улыбались, кроме одного. Она максимально увеличила изображение. Блэквуд и бровью не повел. – Это вы, – констатировала Одесса и загрузила второй снимок из почты. – А здесь у нас Уэйко, штат Техас. Тысяча девятьсот девяносто третий год, припоминаете? Фотограф запечатлел наблюдательный пункт у заставы. Агенты ФБР сгрудились вокруг человека с огромным биноклем. Слева маячил знакомый силуэт в темном костюме. – Снято перед штурмом «Ветви Давидовой»? – выпытывала Одесса. Она увеличила фрагмент с Блэквудом. Мужчина рядом с ним не смотрел в камеру, однако под козырьком синей бейсболки угадывалась темная кожа. – Агент Соломон собственной персоной. Блэквуд наклонил голову, силясь уловить в голосе собеседницы самодовольные нотки. – Подруга из ФБР, – пояснила она, встретив вопросительный взгляд Блэквуда. – Вам часто доводилось позировать в свою эпоху? Она вывела на экран портрет времен Елизаветы: мужчина в черной мантии с высоким воротником застыл у конторки. – Украденная нацистами картина. Обнаружена десять с лишним лет назад и передана на хранение в Национальную портретную галерею Лондона. – Одесса поднесла телефон к самому носу Блэквуда. – Поразительное сходство. – Спасибо, – сухо поблагодарил тот. – А вот такого я точно не ожидала. Оказывается, вы у нас диснеевский фанат. Полный отвал башки. Одесса открыла следующий снимок: группа людей обступила цветочную клумбу в форме улыбающейся физиономии Микки-Мауса. Пролистав аниматоров в нелепых костюмах и молодого Рональда Рейгана, Одесса увеличила кадр с Уолтом Диснеем за микрофонной стойкой. Позади него виднелась сухопарая фигура в темном костюме. Человек не улыбался, но зато единственный из толпы смотрел в камеру. – Семнадцатое июня тысяча девятьсот пятьдесят пятого года. Представляю, с каким трудом вы добыли билет. – Развлекаетесь, агент Хардвик? – Какое там. Скорее, пытаюсь не поддаваться панике, хотя очень хочется. Снимки подлинные, не фотошоп. – Подлинные, не спорю. – Уверена, это лишь верхушка айсберга. Жалкие крохи, найденные исключительно по ошибке. Ведь кто, кроме агента Соломона, мог промаркировать эти фото? – Думаю, никто. Экран телефона погас. – Я отдала чашку – ту, из которой вы пили у меня дома, – на экспертизу. К чашке никто не прикасался, ее не мыли. Поверьте, я умею обращаться с уликами. Объясните, почему на ней не обнаружили ваших отпечатков? Блэквуд пожал плечами. – Они исчезли, испарились? Блэквуд растопырил пальцы – самые обыкновенные, с дактилоскопическим узором, – и демонстративно прищелкнул: – Судите сами, все на месте. – Вы владеете недвижимостью по всему миру. Это только официальные данные, без учета неоцифрованных ордеров и международных транзакций, совершенных до одиннадцатого сентября. У вас огромные активы и состояние, хотя точную сумму установить не удалось, поскольку львиная доля имущества записана на подставных лиц и фирмы-однодневки, а многие города и населенные пункты успели сменить названия. Но даже по имеющимся сведениям, вы очень богатый человек. Блэквуд с самым безмятежным видом кивнул. Одесса разблокировала телефон: – Взгляните. Лотарингия, тысяча девятьсот четырнадцатый год. Из окопа в объектив смотрели изнуренные солдаты времен Первой мировой. На заднем плане англичанин в темном костюме подносил чашку к губам. – Помню тот чай. Мерзкое пойло, – сообщил Блэквуд. Одесса решила, что с нее довольно, и спрятала телефон. – Бьюсь об заклад, ваша физиономия присутствует на всех снимках и портретах, запечатлевших поворотные моменты в истории за последние четыре с половиной сотни лет. Неужели везде требовалось вмешательство оккультного детектива? – Вы очень удивитесь. Одесса молча всматривалась в собеседника. Вроде бы самый обычный человек. И вместе с тем далеко не обычный. – Вы любите чай. А пищу употребляете? – Когда проголодаюсь – конечно. – Где вы спите? – В кровати. – Откуда у вас столько денег? – Вам знакомо понятие «сложный процент»? Одесса кивнула. Логичное объяснение. – Получается, вы… бессмертный? – Надеюсь, что нет. – Вы хотите умереть? Блэквуд отвернулся к окну. – Вам можно причинить боль? Ранить? – продолжала выспрашивать Одесса. – Где ваши шрамы, увечья? Разве они не накопились за четыреста пятьдесят лет? – Разумеется, я чувствую боль. Насчет ран вопрос не совсем корректен. Я ведь оккультный детектив, а не стрелок. – Но убить вас нельзя. Блэквуд вздохнул: – Пожалуй, ваш черед рассказать о себе. – Обо мне? Шутите? Ладно, дайте подумать. В скрэббл играю неважнецки… – Расскажите о своем отце, – перебил Блэквуд. – Зачем? – Та женщина из лавки, гадалка… Она спрашивала, не хотите ли вы узнать о нем. – Если помните, я отказалась, – ощетинилась Одесса. – Вы не желали слышать о нем из ее уст, и только. – Откуда такой интерес? – Мне нужно понимать ваши слабые стороны. Болевые точки. Слабостями так легко воспользоваться. – Кому? Пустотам? – Любому злобному разрушительному демону. Таков их принцип действия. И главный источник наслаждения. Тряхнув головой, Одесса опустилась в мягкое кресло у безмолвного телевизора. – Я давно обратила слабость в силу. – Серьезно? Блэквуд явно дразнил ее. Впрочем, какая разница. Внутренний голос подсказывал: ему можно доверять. – Отец был адвокатом в маленьком городке, где я выросла. Его контора располагалась по соседству с библиотекой в отреставрированном здании бывшей фермы. Он вел семейные дела, знаете, как врач. К моему приходу на столе в вазочке всегда лежали ириски. При нем состояла секретарша Полли, древняя старушенция. Сколько себя помню, Полли всегда сидела в приемной. Я была самой младшей, последним ребенком, и очень тянулась к отцу, а он ко мне. |