
Онлайн книга «Красный дождь»
– Это мы уже выяснили. Расспросил Иртемьева? Это парень, который воспитывался с этими девочками, а потом остался работать в приюте воспитателем. – Говорил с ним, конечно. Именно он и вспомнил, с кем играл Анисимов. – Спроси его про психолога. – Психолога? – Да, в то время в приют приходил какой-то психолог, проводил тесты. Попроси Иртемьева рассказать о нем. – Ладно. Хорошо, что я еще не ушел. – Потом займись следующими товарищами. – Самсонов взял листок с фамилиями мальчиков, которых усыновили. – Записываешь? – Давай, я готов. Старший лейтенант продиктовал Дремину список. – Итак, Кутепов, Рожков и Филиппов? – уточнил тот. – Все верно? – Да. Хорошо бы узнать, какие фамилии они получили после усыновления. – Ну, этого мне тут никто не скажет. – Иртемьев там работает. Неужели ему было не интересно и он не подглядел ни одной? – Хочешь, чтобы я спросил его об этом? – Было бы неплохо. – Ладно, но шансов мало, сам понимаешь. – А ты попробуй. – Да, мой господин! – И постарайся узнать, кто слил информацию о новых фамилиях удочеренных девочек одной из восьми подружек. Хотя я, честно говоря, подозреваю, что эти данные раздобыла Корчакова. – Ладно, я тебя понял. Сейчас потрясу его. – Прежде всего займись психологом. Узнай, как его звали, адрес по возможности. Где-нибудь должны были остаться записи. И сразу позвони мне, я хочу его повидать. – Понял тебя, Валера. – Все, давай, до связи. Ждать пришлось недолго. Дремин перезвонил через двадцать минут. – Иртемьев едва вспомнил этого психолога. Все, что удалось нарыть на него, – это имя и место работы, – с ходу сообщил он. – Записывай. Оказалось, что некий Андрей Витальевич Меркальский трудился в те далекие времена штатным психологом в Центре психологической помощи детям и в том числе посещал приют в течение двух лет. Вооруженный этим знанием, Самсонов связался с Центром психологической помощи и около получаса ждал, пока там найдут личное дело Меркальского. Никто из нынешних сотрудников не помнил его, так что процесс затягивался. Наконец Самсонов получил необходимую справку. Меркальский работал также и со школами, но через год после того, как перестал посещать приют, уволился. В личном деле остались два заявления от родителей, в которых они обвиняли Меркальского в приставаниях к их детям (обе – девочки). Самсонов попросил переслать эти заявления ему по факсу и через несколько минут держал их в руках. Указывались и фамилии родителей, которые подали жалобы. Вероятно, именно они и послужили причиной увольнения психолога. Старший лейтенант потратил еще около часа, чтобы узнать, что после Центра психологической помощи Меркальский устроился читать курсы для взрослых, а заодно проводил тренинги в различных фирмах для сотрудников. Самсонов записал его нынешний адрес и уже хотел было ехать к психологу домой, но его задержал звонок Дремина. – Иртемьев сознался! – ликующе сообщил он, едва Самсонов поднес трубку к уху. – Это он продал информацию Корчаковой! – Значит, я был прав. – Да, Валера, можешь взять с полки пирожок или повесить себе на грудь орден – на твой выбор. Она пришла к нему несколько лет назад, они выпили в честь прошлой детской дружбы, а потом она уговорила его продать ей информацию. – Наверное, он не слишком долго ломался? – Не знаю, не спрашивал. – А как он ее раздобыл? Личные дела должны храниться в сейфе. – В металлическом шкафу, если точнее. Он находится в архиве и запирается на ключ. Иртемьев спер у директрисы ключ и быстренько сгонял в архив. Выписал данные о девчонках и был таков. Говорит, все не заняло и двадцати минут. Думаю, так оно и было. – Корчакова объяснила ему, зачем ей эти данные? – Конечно. Хотела отыскать подруг детства. – Трогательно. А новые фамилии усыновленных мальчиков она у Иртемьева не покупала? – Не поверишь, но я и об этом спросил. – И как? – Нет, парни ее не интересовали. Наверное, с ними она не так тесно дружила. – Похоже на то. – Удалось что-нибудь нарыть на Меркальского? – поинтересовался Дремин, решив, что ответил на все вопросы. – Еще бы! Педофил запалился в школе с девчонками, которые ходили к нему на консультации. Их родители накатали жалобы, и его по-быстрому уволили. Понятно, почему наши женщины из приюта вспоминали о нем с неприязнью. – Думаешь, он к ним приставал? – Он даже к детям из семей рискнул полезть. А с сиротами небось вообще не стеснялся. – И они на него не настучали? – Может, и стучали. Но ты ведь не нашел в личном деле Меркальского никаких жалоб из приюта? – Нет. Да и кто бы их написал? Девчонки? – А сотрудники что о нем говорят? – Ничего. Никто его не помнит. Оно и понятно: Меркальский заявлялся раз в неделю в течение двух лет. Сидел в кабинете, давал детям тесты, ни с кем из сотрудников приюта не общался. – Значит, девчонки на него не жаловались. Он мог их запугать. – Да, вполне. Хочешь, я к нему съезжу? – Я сам. Ты займись усыновленными пацанами. Иртемьев вспомнил что-нибудь про них? – Нет, но я решил, что раз уж он один раз влез в архив, почему бы ему не повторить свой подвиг. – Что это значит? – Ну… я думаю, он нам добудет новые фамилии Кутепова, Рожкова и Филиппова. А я за это не стукану на него директрисе приюта. – Надеюсь, он сделает это быстро. – Я дал ему пару дней. – Ладно. Но ты тоже время не теряй. – Как ты мог подумать?! – притворно возмутился Дремин. – Моя душа плачет! Самсонов усмехнулся: – Да, я представляю. Все, до связи. Самсонов вышел из управления и сел в машину. Накрапывал дождь, и пришлось включить «дворники». Небо было затянуто тучами, ветер все сильнее раскачивал кусты сирени и платаны, посаженные вокруг здания управы. Старший лейтенант включил музыку – подборку треков Нэнси Синатры. Особенно ему нравились «Something stupid» и «Bang bang». Первую Нэнси исполняла вместе с отцом. Мелодии были неторопливыми и хорошо настраивали на размышления. Самсонов вывел «Олдсмобиль» на дорогу и поехал по адресу, где Меркальский проживал с женой и сыном. Если психолог на работе, они по крайней мере подскажут, как его найти. |