Онлайн книга «Синий бант»
|
Где же твои хваленые терпение и женская мудрость, Дуль-синея? – Мама, печенья не пора вынимать? – в кухню заглянула Таня. Дочь унаследовала от Дуни любовь к кулинарии, и сорок минут назад женская половина семьи Тобольцевых старательно вырезала из теста с помощью формочек звездочки и сердечки. – Пора. Евдокия открыла духовку, аккуратно вынула противень с первой партией печений. Пока они остывали, Таня достала большое красивое блюдо. Потом мама с дочкой аккуратно на него укладывали готовую румяную выпечку, а после загружали в духовку вторую партию. Дуня смотрела, как Танечка сосредоточенно стирает тряпочкой муку с рабочей поверхности стола. Ее дочурка. А у Ильи сын. На вид – ровесник Ванечки. Она увидела его сегодня совершенно случайно и не сразу поняла, кто это. Только по стоявшей рядом женщине, в ней Дуня узнала вдруг ту девушку-скрипачку, для которой когда-то помогала организовать концерт, неожиданно осознала, что мальчик – ЕГО сын. Это было какое-то удивительное чувство. Немного щемящее и очень-очень теплое. Наверное, дало о себе знать некогда мучившее ее чувство вины. За прошедшие годы Дуня ни разу больше не видела Илью. Не вспоминала о нем. Не думала. И вот сегодня… Мальчик, держа в руке палочку с сахарной ватой, стоял перед ней и внимательно смотрел прямо в глаза. Это был взгляд Ильи. И губы тоже его. Такой маленький серьезный Илья. Хотя от мамы там тоже было достаточно. Потом, когда Дуня уже отошла от лотка с сахарной ватой, вдруг наступило облегчение, ошеломляющее, мощное, похожее на накрывающую с головой морскую волну. Там сложилось. У него есть сын. И эта мысль на какое-то время заглушила противное и ноющее чувство, которое не покидало с самого утра. А за окном уже давно темно. И скоро должен вернуться Иван. И она опять чувствует себя виноватой. Почему все самые скверные ссоры случаются из-за мелочей, глупости, несдержанности? Почему не всегда хватает этой самой женской мудрости? И впереди бежит женская обида: ты мало бываешь дома, я так старалась устроить праздник, и ты даже не знаешь, что елочные игрушки, которые я сделала своими руками, хранят секрет, и еще я купила новое платье, я хотела в нем сегодня пойти с тобой… Продолжать этот монолог можно до бесконечности. – Мам, я отнесу одно печенье Ване? – Конечно. Таня пошла в зал, а Дуня закрыла ладонями лицо, пытаясь успокоиться. Ведь сегодня сочельник. Все плохое должно отступить, все хорошее… Из комнаты вдруг раздался такой громкий испуганный визг, что Дуня подскочила на табуретке, а потом бросилась в зал. Там было темно, только елка сверкала новогодними огоньками, а по полу передвигалась… светящаяся фосфорная челюсть. Таня где-то в стороне тихо попискивала, а Ваня устрашающим шепотом вещал: – Я – Щелкунчик! Я – Щелкунчик! Я – Щелкунчик! Дуня включила свет. По полу медленно шла черепаха, на панцире которой была прикреплена челюсть. Фантазии ее сына мог позавидовать любой. И как ловко он нашел применение двухстороннему скотчу! Таня замолчала, захрустев тем самым печеньем, которое несла брату. – Ваня, где ты взял эту челюсть? – Дуня безуспешно пыталась отсоединить фосфорные зубы от панциря. – Выменял в садике у Костика на машинку. – Ясно. А зачем Таню пугал? – Я не пугал! Я устраивал световое шоу со спецэффектами! И так всегда. «Спокойно, – сказала себе Дуняша. – Сегодня сочельник, все плохое отступает, а хорошее…» В дверь позвонили. – Папа! – дети с громким криком бросились в коридор. * * * Требуются чудеса ловкости, чтобы нажать на кнопку звонка, если у вас в руках объемные коробки, а на плече – сумка с аппаратурой. А чтобы отвлечь внимание двух детей, которые уже вопят за дверью, перекрикивая звонок, «Папа, папа!», нужны чудеса сообразительности. У Тобольцева за плечами десять лет отцовства, и на чудеса он мастер. Иван аккуратно спустил коробки на пуфик и тут же громко провозгласил: «Кто первый обниматься?» Оба желающих бросились наперегонки и комфортно устроились в отцовых руках. А Тобольцев поверх двух темных маленьких макушек кивнул жене на коробки. Там были детские подарки на Рождество. И только тут разглядел, что держала Дуня в руках. Это была Ванина черепаха, а на ее панцире… Креатив у сына в крови, и можно только гадать, от кого. Скорее всего, и от папы, и от мамы. Пока трое Тобольцевых шумно обнимались, Дуня аккуратно опустила зубастую черепаху на пол и перепрятала подарки на верхнюю полку встроенного шкафа. А значит, можно снимать куртку и идти мыть руки, параллельно выслушивая новости от Тани и Вани. – А мы с мамой печенья испекли! – и рот Ивану заткнули детской ладонью с крошками. – А я когда вырасту, буду световые шоу под бессмертную музыку Петра Ильича Чайковского делать! – поспешил вставить свое слово сын. Черепаха с челюстью на спине была явно частью этого плана. За спиной Ивана послышались удаляющиеся шаги жены, а чуть позже по квартире поплыл запах выпечки. Все трое Тобольцевых дружно повели носами. – Знаешь, а мама гадание приготовила! – дочь примостилась у отца под боком. Сам отец устроился в гостиной под елкой, с черепахой в руках. Надо как-то этот перформанс модифицировать, а то ночью неровен час увидишь… – Это она уже давно сюрприз готовила, но держала в тайне. А вчера мне под большим секретом сказала, что будем гадать. – Танечка мечтательно вздохнула и добавила: – Прямо как в сказке. Иван рассмеялся, поворачивая живность в разные стороны. Двухсторонний скотч, надо же. Ванину бы энергию да в мирное русло. Но для младшего Тобольцева мирное русло – это скучно. – А ты мне рассказала. Значит, он уже больше не секрет. Я пойду скажу маме, что мамин секрет больше не секрет, – вскочил на ноги сын. – Нет! Нет! Я сама скажу! Дети умчались на кухню, дав Ивану пятиминутную передышку на борьбу с двухсторонним скотчем. Освобождая черепашку, он прислушивался к перепалке с кухни. – Мам, а если секрет кому-нибудь рассказать, это уже не секрет? – звонкий голос сына. – Да, – мягкий ответ жены. – А Таня рассказала про твой секрет папе! – А папе можно! – возмущенный ответ дочери. – Он никому не расскажет. – А если секрет, то вообще никому нельзя! К тому моменту, когда троица вернулась в гостиную, освобожденная черепашка торопливо ковыляла в сторону дивана, а светящаяся челюсть в руках Ивана обрела голос и интонации Джека Воробья: – Ну и где ваше гадание?! Дети дружно взвизгнули от восторга, а Дуня наконец улыбнулась. Впервые с того момента, как он вернулся домой. |