Книга Федюнинский, страница 46 – Сергей Михеенков

— К каким старикам? А ты кто такой?

— Командир взвода пешей разведки сержант Спиридонов. — И сержант сбросил с плеча связку топоров, лихо вскинул ладонь к шапке. Ладонь, освобожденная от рукавицы, в морозном воздухе парила. Парень — огонь!

Разговорились. Тем временем подошел начальник разведки полка и поддержал начатую беседу. Оказалось, раньше сержант Спиридонов был пулеметчиком. В одном из боев получил ранение, после госпиталя вернулся в свой полк. Попросился в разведку. Получил отделение. Потом, когда погиб лейтенант, командир взвода пешей разведки, заменил командира и теперь вполне себе справляется с новой должностью.

— И сколько он так справляется со взводом? — спросил Федюнинский начальника разведки полка.

— Да уже порядочно, больше трех месяцев.

— А сколько же ему лет?

— Девятнадцать. Это он только ростом не вышел. А в бою и в поиске действует решительно и храбро.

Когда вышли в расположение штаба полка, Федюнинский сказал начальнику разведки:

— Постройте ваш взвод.

Из просторного шалаша, построенного основательно и умелыми руками, вышло человек двадцать бойцов. Пожилые, кряжистые «папаши». Оправляя и застегивая шинели и ватники, быстро, не мешкая, заняли свои места в строю.

— Командир-то у вас, оказывается, молодой, но опытный, — обратился командующий к разведчикам.

Те дружно подтвердили. А самый пожилой, видать по праву старшего, сказал:

— Сержант наш дело знает. И требует правильно. Башковитый сынок! — И кивнул со сдержанной улыбкой: — Вон, топоры где-то раздобыл. А топор для разведчика в таком лесу — первое дело.

Генерал выслушал «стариков» и сказал:

— Ну что ж, считаю, что ваш командир вполне заслуживает звания, соответствующего занимаемой должности.

«Старики» закивали:

— Заслуживает, товарищ командующий.

— Заслуживает.

Генерал повернулся к адъютанту старшему лейтенанту Рожкову:

— Вот что, сними-ка со своей гимнастерки пару «кубарей». В штабе добудешь себе новые.

Пока старший лейтенант возился с «кубарями», Федюнинский карандашом в полевом блокноте записал приказ: за умелое руководство боевыми действиями подразделения командиру взвода пешей разведки сержанту Спиридонову присваивается воинское звание «младший лейтенант». Вырвал листок из блокнота, передал начальнику разведки полка. Тот тут же зачитал его. И генерал прикрепил «кубари» на петлицы взводного.

Младший лейтенант Спиридонов был и смущен, и обрадован. Щеки его зарозовели еще гуще.

Следующей ночью «старики» приволокли с той стороны «языка». Группа вернулась без потерь.

После 80-й Федюнинский отправился в 177-ю стрелковую дивизию. Полки ее находились на переднем крае. Готовились к атаке.

НП командира 502-го стрелкового полка капитана Чумака был расположен в непосредственной близости к передовой линии окопов.

— Почему так близко? — спросил Федюнинский.

— Отодвинул бы, да нет возможности, — ответил Чумак и махнул в тыл, в десятке шагов сзади начинался лес, густая стена ельника. — Что оттуда увидишь? Так что маскируюсь у немца под носом.

Комполка с начальником связи и телефонистами сидел в неглубокой яме, вырытой в снегу и прикрытой сверху плащ-палатками. Командующий с сопровождавшими его офицерами едва втиснулись в яму. Здесь было так же холодно, как и в лесу, правда, не продувало каленым февральским ветром.

— Сейчас, товарищ командующий, начнем атаку, — сказал помполка. — Все готово. Но снег проклятый мешает быстрому продвижению пехоты.

В тылу ударили орудия. Снаряды, шурша, полетели на ту сторону, куда смотрел в стереотрубу капитан. Разрывы артиллерийских снарядов колыхнули воздух. Сальная свеча погасла. Связисты больше ее не зажигали — ни к чему.

Вслед за капитаном все вылезли из ямы.

— Ну, пошли мои соколики, — с надеждой сказал капитан, напряженно всматриваясь в поле перед окопами.

Федюнинский тоже смотрел в поле. Фигурки в белых маскхалатах с каждым мгновением удалялись от своих окопов, но продвижение их было медленным. Попутно отметил: полк поднялся дружно, двинулся вперед уверенно.

— Снег… Вязнут… Лыж мало, на всех не хватает. — И капитан Чумак, чтобы хоть как-то подавить волнение, стал прикуривать, пряча в широких крестьянских ладонях огонек спички.

Наконец поступили первые сообщения. В глубине снежной ямы послышался зуммер телефона. Докладывали из батальонов.

— Продвигаются! Вопреки всему продвигаются! — Капитан Чумак торжествовал.

Об этом бое генерал Федюнинский после войны вспоминал: «За ночь полк продвинулся километра на два, уничтожив опорный пункт противника. На рассвете мы с капитаном Чумаком пошли по полю недавнего боя. Там, где прошли солдаты, виднелись глубокие извилистые борозды. Тела убитых не лежали, а стояли в снегу, наклонившись вперед. Казалось, что и мертвыми бойцы стремились в атаку. И не было среди убитых ни одного, который в последние минуты жизни повернулся бы спиной к врагу!»

Свои мемуары Федюнинский писал во времена, когда за каждой генеральской печатной строкой недреманным и строгим оком надзирало Главное политуправление Министерства обороны СССР. Поэтому все взаимоотношения уровня командарм — комфронта причесаны и приглажены до полной гармонии, чего, разумеется, на самом деле не было. Многое, в том числе и в описании этого боя, маскировалось пафосом. Пафос здесь уместен: ибо что еще, по прошествии лет, мог сделать генерал, пославший своих солдат на смерть? Они умерли, выполняя приказ своего командира полка, а в конечном счете волю его, командующего. А он в поисках смысла понесенных его армией потерь всю жизнь вспоминал своих мертвецов, остановившихся по пояс в том проклятом снегу в своей последней атаке.

На следующий день позвонил командующий войсками Ленинградского фронта Хозин. Федюнинский доложил правду. Она была горькой. Командир дивизии не поддержал успешную атаку 502-го полка артиллерией. Вдобавок ко всему соседний полк, который должен был поддержать батальоны капитана Чумака, потерял направление и двинулся в другую сторону. Соседняя 198-я стрелковая дивизия, поддерживавшая действия атакующих, своим авангардом, предназначенным для развития удара, заняла не то исходное положение и никакой реальной помощи наступающим не оказала.

Разговор был тяжелым. Комфронта мрачно предупредил:

— Мы не на военной игре. Начальники должны строго следить, чтобы войска занимали те исходные положения, которые им указаны.

В эти дни в 54-ю поступило пополнение. Маршевые роты пришли из Ленинграда и из-под Волхова. Были и уральцы. Им Федюнинский был особенно рад. Ленинградцев надо было еще откармливать — бледные, худые, в строю шатались. А уральцев сразу вывели на передок, в окопы. Но пополнение оказалось невелико — 1500 человек на всю армию, капля в море. Такие пополнения никак не восполняли потери, понесенные в боях и от морозов. Генерал Мороз, как известно, воевал с обеими армиями.