Книга Убийства в Бэджерс-Дрифт, страница 27 – Кэролайн Грэм

Вся обстановка в комнате производила однозначно гнетущее впечатление на Барнеби. Здесь было полно напыщенной роскошной мебели: несколько сервантов с фарфором, преимущественно «Капо ди Монте» ^[29], а также полки с куклами в различных национальных костюмах и по-настоящему мерзкие картины на стенах. На ближайшей к Барнеби был изображен кокер-спаниель в… — он, не веря, вгляделся внимательнее, — …потоках слез. В общем, его окружал, как сказала бы его дочь, гротеск двадцатого столетия.

— Мы премного вам благодарны, миссис Рейнберд, — прервал он поток ее слов вежливо, но твердо.

— Не за что, не за что, мистер Барнеби. — Она протянула ему руку. Он не смог уклониться от рукопожатия. Более всего оно напоминало погружение в комок теста. — Ради чего еще жить, как не ради помощи ближнему!

Когда двое полицейских шли по дорожке от дома, сержант Трой заявил:

— Таких мужчин нужно кастрировать. — Не услышав от Барнеби ничего в ответ, он продолжил: — А матушка… просто злобное старое трепло.

— Миссис Рейнберд и люди ей подобные — божье благословение в любом расследовании, Трой. Главное, не путать слухи с фактами. А когда они делятся с вами тем, что считают фактами, необходимо их тщательно проверять. И не делать поспешных выводов. Непредвзятое мышление, сержант, не забывайте об этом.

— Да, сэр.

Они направлялись к Бернэм-Кресчент и муниципальному дому номер семь, где проживала миссис Куин.

В тот же самый момент, когда Барнеби и Трой миновали отверстие в подгнившем и пыльном заборе, отмеченное двумя покосившимися воротными столбиками, миссис Рейнберд с сыном закрыли двери «Транкиллады» и повернулись друг к другу, сияя от удовольствия.

— Ты добыл его?

— Мамочка, да!

— Ох! Где… Где?

— Подожди секунду. Ты не сказала…

— Ты мой хороший мальчик. А теперь показывай!

— Нет. — Его лицо, неприятно-оранжевого цвета из-за тусклого освещения, стало упрямым и замкнутым. — Неправильно. Ты должна сделать это как надо.

— Хороший мой мальчик, — проворковала она, смачно целуя его. Дыхание у нее было приторно-сладким — мягкий взрыв фиалковых леденцов, сливок и густой ванили. — Мамин самый лучший мальчик. — Ее пальцы скользнули к нему под рубашку, лаская костлявые лопатки. — Единственный чудесный мальчик.

Он лизнул ее ухо с висячей гирляндой из страз. Миссис Рейнберд блаженно прикрыла глаза.

— М-м-м-м-м. — Его дыхание участилось. — Умница Дэнни.

— А теперь… — она взяла его за руку и повела по коридору к дверям, выходящим в сад, — покажи мне…

— Я хочу еще поиграть.

— Поиграем попозже.

— По-всякому?

— Как захочешь. Пойдем… Где он?

Они вышли на лужайку. Позади беседки лежала темная куча, из которой сочилась вода, растекающаяся по ярко-зеленой траве концентрическими кругами. Дэннис гордо подвел мать к куче. Взявшись за руки, они глядели на нее. Глаза миссис Рейнберд сияли.

— Где ты его нашел?

— В пруду, позади букового леса. Я видел, как они привязали к нему камни и забросили туда.

Она промолчала, лишь сделав длинный и удовлетворенный вздох.

— Моя машиночка совсем промокла. Мне же пришлось класть его в багажник.

— Мы купим тебе новую.

— О, мама… — Он стиснул ее ладонь, задыхаясь от восторга. — Значит, ты думаешь, это дорого стоит?

— О да, мой милый. — Она шагнула вперед и пнула мокрую кучу носком туфли. — Очень даже дорого. Очень.

Сад у дома номер семь представлял собой свалку. В буквальном смысле этого слова. К стене дома прилипла средних размеров гора мусора. Поломанные остовы кроватей и тележек, старые коробки, ржавые цепи и большая ободранная кроличья клетка. Шторы на первом этаже были плотно задернуты. Барнеби погремел почтовым ящиком. Где-то внутри дома слышался детский плач. Тут же раздался женский вопль:

— Замолчи, Лиза Дон! — и дальше: — Пожалуйста, погодите минуту! — Подумав, что последняя фраза обращена к нему, Барнеби стал ждать.

Через какое-то время появилась миссис Куин. Это оказалась тощая женщина со впалой грудью и красными пятнами вокруг губ. Она курила и как будто постоянно находилась в движении, даже когда стояла на месте; создавалось ощущение, что ее завели и ей не терпится начать движение.

— Заходите. — Она отступила назад, пропуская их. — Соседка мне сказала, что вы ко всем заходите.

Комната, в которой они очутились, была окутана сигаретным дымом и тускло освещалась деревянной люстрой с пергаментными плафонами-лодочками. Громко орал телевизор. Миссис Куин даже не подумала уменьшить громкость. В комнате было неопрятно. За пластмассовым столиком сидела маленькая девочка, которая хныкала и хлюпала носом.

— Смотри, кто пришел, Лиза Дон. — Ребенок хмуро взглянул на Барнеби. — Я тебе говорила, не будешь хорошо себя вести, придет полиция. — Из глаз девчушки полились слезы. — Посмотрите, мистер полисмен, что она натворила. — Миссис Куин схватила со стола нечто темное и мокрое. — Это ее книжка-игрушка с младенцем Иисусом! Я только на Рождество ей подарила! Эта черная смородина повсюду! — Она раскрыла книжку. Иисус, Мария, Иосиф и сборище разнообразных животных, обильно и символично вымазанные пурпурным ягодным соком, поднялись со страницы. — В этом доме уже через пять минут все портится!

— О, я думаю, она это не нарочно. — Барнеби улыбнулся Лизе Дон, которая расстроенно терла глаза кулачками и всхлипывала. Потом повернулся к миссис Куин, меряющей шагами комнату, одновременно жадно затягиваясь и стряхивая пепел куда придется.

— Я собиралась уходить, — объяснила она.

— Как я понял, вы работали у мисс Симпсон?

— Совершенно верно. У нее и в Тай-хаузе. А еще я работала у старухи Пустозвон. Правда, всего неделю. Она мне сказала, что я могу делать все, что угодно, но чтобы ничего не передвигала. И как, по-вашему, я должна была убираться, ничего не двигая?

— Вы, наверное, говорите о мисс Беллрингер ^[30]?

— Да.

— В то утро, когда мисс Симпсон нашли мертвой, вы пришли на работу как обычно?