Книга Ковен озера Шамплейн, страница 107 – Анастасия Гор

Луч его фонаря медленно поднялся выше, освещая черный сопящий сгусток, сидящий на крыше конюшни в белой костяной маске.

Существо, на совести которого был с десяток жертв и которое я поклялась остановить, выжидало чего-то. Оно было все так же облачено во тьму, как в мантию, и почти сливалось с ночью. Лезвия, торчащие из пергаментных пальцев вместо когтей, вонзались в крышу, чтобы удержать баланс на ее козырьке. Существо вдруг застрекотало, как кузнечик, и накренило вбок голову, у которой не было шеи.

Оно все подобралось, сгорбилось, а затем забарабанило когтями по металлу, свешиваясь с крыши к застывшему Гансу.

– Беги! – выкрикнула я и прежде, чем существо издало чудовищный рев и обрушилось на него, взмахнула рукой.

Это произошло так быстро, что я даже не заметила – третий дар. Очередная жемчужина ожерелья, спрятанного под пижамой, обожгла шею. Телекинез снес существо с его бесплотных ног, и оно покатилось по крыше, вереща. Я же схватила Ганса и толкнула в спину, заставляя бежать к дому. Глаза его сделались желтыми, как у волка, но, сдержавшись, он неохотно послушался меня.

Заскочив на крыльцо, Ганс уже спустя секунду держал в руках ружье, снятое с вешалки. Я пригнулась, когда существо, снова взобравшись на крышу, выгнулось и попыталось дотянуться до меня когтями. Рука его удлинилась в два раза.

Прозвучал выстрел. Увернувшись от пули, чудовище разодрало стены конюшни в клочья и, приземлившись на землю, вытянулось во весь свой трехметровый рост.

За скрипучей дверцей конюшни показалось бледное лицо Марты. Я услышала, как Ганс зовет ее с крыльца и велит спрятаться, но было поздно: почуяв ее раньше всех, словно по тому детскому ванильному запаху, что она источала, существо уже утратило к нам интерес и сосредоточилось на малышке.

Под подолом из тьмы сверкнули лезвия. Существо широко расставило острые пальцы и поиграло ими, приближаясь к парализованной Марте.

– Hellish dolor, – прошептала я, подавшись вперед, и существо свело мучительной судорогой.

Рухнув вниз, оно забилось в конвульсии, издавая нечеловеческий визг. Воспользовавшись моментом, Ганс бросил ружье и, проскочив мимо, подхватил Марту на руки, поспешно унося в дом.

Я приблизилась к существу, с упоением наблюдая, как оно корчится от боли, и зашептала:

– Реки иссохнут…

В груди словно кто-то зажег свечу. Тепло, мягко и спокойно – такой была самая темная магия в мире. Существо закряхтело, оседая.

– Мрамор и гранит вместо крови…

Я не спешила произносить заклятие Авроры до конца. Мне хотелось, чтобы оно страдало. Хотелось видеть, как то, что изуродовало столько душ, наконец-то исчезнет. А еще мне хотелось знать.

– Говори, что ты такое!

Бездушная маска, скрывающая истинный лик чудовища, поднялась к свету фонаря. Я разглядела те же прорези для глаз, затянутые змеиной кожей так, что не было видно ничего за ними. Плащ его дрожал, бился в такт сердечному ритму – лоскут чистой тьмы. Царапая тощими, серыми руками землю под собой, существо пыталось совладать с густеющей внутри кровью. Темно-красная, она брызнула у него изо рта, прорезанного в маске до самых ушей, и запачкала обрамление из черного меха.

– Вес-т-ники, – пробулькало существо, по-прежнему играя когтями-лезвиями в свете фонарного столба.

Я нахмурилась и вытащила из-за воротника свое жемчужное ожерелье, на котором теперь было целых пять белых жемчужин. Боковое зрение уловило движение: на поляне фермы показались запыхавшиеся Гидеон и Коул, прибежавшие на звук пальбы. Последний тут же схватился за топор для колки бревен, но взмахом руки я попросила их обоих не вмешиваться.

– Тебе нужна моя фамильная драгоценность? – уточнила я у существа, и его пустые глаза прилипли к ожерелью, как влитые. – Зачем?

– Он-на не отпус-тит…

Я шагнула ближе, и существо попыталось отпрянуть, вжавшись в стену конюшни.

– Кто «она»? – спросила я. – Почему она меня не отпустит?

– Х-хочет смотреть н-на тебя. Хочет уз-знать тебя. Хочет пон-нять тебя.

Я растерянно заморгала и оглянулась на дом, где наверху в объятиях отца пряталась Марта, напуганная так, как не должен бояться ни один ребенок. Затем, спрятав обратно свои бусы, уставилась в упор на уродливую маску существа, похожую на африканский ритуальный атрибут.

Пазл в голове начал складываться.

– Ты охотишься не за Мартой, – поняла я вдруг. – Ты охотишься за мной. Ведь если бы ты хотел убить ее, то сделал бы это до моего приезда… Ты изучаешь меня? Мое поведение? Мою магию? – Существо съежилось на земле, превратившись в шар из пульсирующих черных волокон, источающий лишь одну боль, страдание и ярость. – Отвечай мне!

– Она н-не отпустит, – повторило оно как заведенное еще как минимум несколько раз, пока у меня не лопнуло терпение.

Зарычав, я выставила руку ладонью вверх.

– Как хочешь! Сердце – якорь на дне океана из плоти…

Существо вновь зашлось стрекотом и, взбрыкнув, подлетело вверх из последних сил, сбивая меня с ног.

– Ни за что! Я тоже не отпущу тебя, – процедила я, упав на траву. – Fehu!

Это заклятие работало мгновенно, в отличие от остальных. Тьма, в которую было облачено существо, вспыхнула, как спичка: пламя охватило даже его белую костяную маску, сжигая дотла. Рассвирепев, чудовище сигануло в конюшню и пробило собою стену пристроенного амбара. Огонь тут же перекинулся на лошадиные стойла.

– Только не это! – воскликнул Гидеон, кидаясь к ним.

Лежа на траве, я растерянно смотрела существу вслед: оно уползало прочь, отказываясь сгорать, и уже подбиралось к лесу. Прежде чем огонь перекинулся бы и на него, а лошади сгорели бы вместе с конюшней, я, скрипя зубами, все-таки прервала заклятие:

– Fehu isa!

Ночь, освещаемая лишь горящей плотью чудовища, снова сделалась непроглядной. Прошло несколько минут, пока я, сидя на липкой и сырой земле, восстанавливала сбитое дыхание и приходила в себя. Первым возле меня оказался Коул, а затем подбежал и Ганс с Мартой. Он все еще инстинктивно держал ее за своей спиной, не утратив звериную желтизну глаз.

– Ты в порядке? – спросил Коул.

Я нашла взглядом Гидеона, судорожно осматривающего лошадей и надежность конструкции, которая, потемнев от огня, могла обвалиться. А перед воротами конюшни, в луже вязкой крови, лежала выцветшая фотография, которую выплюнуло из себя существо напоследок. Краски на фото расплывались, будто разъеденные кислотой.

– Одри! Ты слышишь меня?

Я вытянула руку и окунула в кровь пальцы. Те заныли, как от соли Мертвого моря, – действительно кислота. Подобрав фотографию и протерев ее рукавом пижамы, я пригляделась. Ветер колол глаза, и взгляд туманился. Мне потребовалось время, чтобы рассмотреть снимок.