Книга Моя темная Ванесса, страница 43 – Кейт Элизабет Расселл

Потом мы сели в его универсал и поехали кататься по шоссе, которые прорезали восточные леса. Окно с его стороны было открыто; он высунул руку наружу. Стояла теплая для апреля погода, двадцать градусов, на деревьях пробивались почки, вдоль дороги начинала расти трава.

– Летом я буду навещать тебя точно так же, – сказал он. – Будем кататься на машине.

– Как Лолита с Гумбертом, – не подумав, ответила я и, сжавшись, ждала, что он рассердится. Но он только улыбнулся.

– Пожалуй, и правда похоже. – Он искоса посмотрел на меня, провел рукой по моему бедру. – Тебе ведь нравится это сходство? Может, однажды я не верну тебя домой, а просто поеду вдаль. Украду тебя.

По приближении к побережью на дороге становилось все больше машин, но Стрейн, похоже, не боялся, и я тоже. Мы были преступниками в бегах, парой дерзких бандитов, которые добрались до восточной границы штата и приехали в рыбацкую деревню. Там никто и бровью не повел, когда мы остановились, чтобы купить на рынке газировку, и сдержанно, рука об руку, прогулялись по причалу.

– Шестнадцать лет, – изумлялся он. – Практически женщина.

Мы установили на «поляроиде» таймер автоспуска и поставили фотоаппарат на капот машины. На чуть засвеченном снимке Стрейн обвивал меня рукой на фоне океана. Это была наша единственная совместная фотография. Я хотела попросить, чтобы он подарил ее мне, но предполагала, что он откажет, поэтому, когда он остановился на заправке, достала ее из бардачка и спрятала у себя в сумочке. Снимок, на котором я лежала в постели, я оставила ему. Все равно только он ему и был на самом деле нужен.

По дороге домой он сказал, что хочет еще поцелуев, и съехал с шоссе на лесовозную грунтовку. Универсал трясся по гравию, грязь брызгала на ветровое стекло. Через несколько миль густого леса деревья поредели и наконец совсем исчезли, открывая взгляду холмистую черничную пустошь – усеянный белыми валунами зеленый ковер. Стрейн припарковался, вырубил двигатель, снял свой ремень безопасности, потянулся ко мне и расстегнул мой.

– Иди сюда, – сказал он.

Я перелезла через консоль и села на него верхом, моя спина прижалась к рулю и нажала на клаксон; с дальней окраины пустоши взмыла в воздух стая ворон. Он обхватил мою попу, подол моего платья задрался до талии. Повсюду разносилось жужжание; выглянув из окна, я увидела в паре сотен футов пасеку, над которой вились пчелы. Мы уехали за много миль от цивилизации и вольны были делать все, что пожелаем. Наше уединение было настолько же надежно, насколько опасно. Я разучилась чувствовать одно без другого.

Он отодвинул мои трусики. Два пальца во мне. Я была еще липкой после секса в своей спальне, на внутренней стороне моих бедер появилась сыпь. Мой лоб вжимался в его ключицу, я горячо дышала ему в шею, пока он пытался довести меня до оргазма. По его словам, он чувствовал, когда я кончаю. По его словам, некоторые женщины лгут на этот счет, но реакцию тела не подделаешь. По его словам, я быстро кончала. Он поверить не мог, как быстро. Поэтому ему хотелось удовлетворять меня снова и снова, чтобы проверить, на сколько раз меня хватит, но мне это не нравилось. Из-за этого секс превращался в какую-то игру, в которую разрешено было играть только ему одному.

Как только это произошло, я попросила его остановиться. Стоило мне один раз это сказать, как он отдернул от меня руки, будто от огня. Я со склизкими ногами и вздымающейся грудью перелезла обратно на пассажирское сиденье. Он поднял руку – ту, которая была во мне, – и поднес к лицу, вдохнул меня. Я спрашивала себя, сколько раз он довел меня до оргазма. Мне хотелось сказать: «Поздравляю, ты сделал это снова». Откинув голову, я наблюдала, как роятся пчелы и качаются вершины хвойных деревьев вдали.

– Не знаю, как я вынесу целое лето без тебя, – сказала я.

Я даже не знала, правда ли это. На каникулах я неплохо обходилась без него. Это он вечно говорил, что не протянет и недели без наших разговоров и встреч. Подобные слова просто сами срывались с языка после секса, когда я становилась податливой и ранимой. Но Стрейн воспринимал их всерьез. Он болезненно относился к любому признаку, что я к нему слишком привязалась и его влияние на меня может иметь долгосрочные последствия.

– Мы будем постоянно видеться, – сказал он. – К июлю тебя от меня затошнит.

Когда мы снова выехали на дорогу, он повторил:

– Тебя будет от меня тошнить.

Затем он добавил:

– А ведь ты разобьешь мне сердце. Ты держишь меня в своих маленьких ладошках.

Разобью ему сердце? Я попыталась вообразить подобную власть: я держу сердце Стрейна в своих руках, оно принадлежит мне и я могу его мучить. Но даже когда я представляла, как оно бьется и пульсирует в моих ладонях, оно оставалось моим хозяином, вело меня за собой, отбрасывало из стороны в сторону, а я держалась изо всех сил и не могла отпустить.

– Может, это ты разобьешь сердце мне, – сказала я.

– Это невозможно.

– Почему?

– Потому что так подобные истории не заканчиваются.

– А почему наша история вообще должна закончиться?

Встревоженно изогнув брови, Стрейн перевел взгляд с дороги на меня, потом снова на дорогу.

– Ванесса, когда мы с тобой попрощаемся, тебе не будет больно. Ты будешь готова от меня избавиться. Перед тобой раскинется целая жизнь. Ты будешь с восторгом ждать перемен.

Я молча смотрела в ветровое стекло. Я знала, что, если попытаюсь заговорить или пошевелиться, расплачусь.

– У тебя большое будущее, – сказал он. – Тебя ждут невероятные свершения. Ты будешь писать книги, шататься по миру.

Стрейн продолжал пророчествовать, заявлял, что к двадцати годам я сменю дюжину любовников. В двадцать пять у меня еще не будет детей, а выглядеть я по-прежнему буду как девчонка; но в тридцать стану женщиной: исчезнут детские щечки, вокруг глаз пролягут мелкие морщинки. И, по его словам, я буду замужем.

– Я никогда не выйду замуж, – сказала я. – Как и ты. Помнишь?

– На самом деле ты этого не хочешь.

– Нет, хочу.

– Не хочешь, – без выражения сказал Стрейн, прибегая к своему учительскому голосу. – Не стоит брать пример с меня.

– Я не хочу больше это обсуждать.

– Не расстраивайся.

– И не думаю.

– Нет, ты расстроилась. Посмотри, ты же плачешь.

Я отвела плечи подальше от него и прижалась лбом к окну.

– Это неизбежно, – продолжал Стрейн. – Мы не всегда будем подходить друг другу так, как сейчас.

– Пожалуйста, замолчи.

Мимо пробежала еще миля: гремящие восемнадцатиколесные грузовики, плавный изгиб эскера, заболоченное озеро у его подножия, черно-бурое пятно вдали – возможно, лось, а может, просто тень.

Стрейн сказал:

– Ванесса, когда-нибудь ты вспомнишь обо мне как о человеке, любившем тебя. Одном из многих. Я точно знаю, что твоя жизнь не сведется к отношениям со мной.