Книга Попаданка в академии драконов 2, страница 61 – Любовь Свадьбина

— В Озаране совсем плохо?

— Ужасно… Так ты побудешь со мной? — Помедлив, он неловко просит: — Пожалуйста.

Кажется, он не слишком привык просить.

Пушинка наконец добирается до нас и, остановившись возле крыльца, недовольно смотрит на своего обожаемого драконищу, в который раз забывшего её прихватить.

— Ты очень большая, — спокойно поясняет Арендар. — И бегаешь быстрее Леры.

Довольно надувшись, покачивая кончиком хвоста, Пушинка поднимается на крыльцо.

Переплетая наши пальцы, Арендар снова заглядывает мне в глаза.

— Да, конечно, — со странным трепетом соглашаюсь я и вхожу с ним в тихий особняк.

В полумраке анфилад узоры на обоях кажутся загадочными письменами, тусклый вечерний свет разливается по паркету и золочёной мебели голубоватыми бликами.

Слуга безмолвно появляется в одном из дверных проёмов.

— Ужин на двоих, — бросает ему Арендар и ведёт меня наверх.

Пушинка семенит следом, цокают по полу коготки. Дом похож на царство спящей красавицы, шорох шагов утопает в мягких коврах второго этажа. В библиотеке Арендар тянет меня к тёмному бархатному дивану. И нет ровным счётом ничего удивительного в том, что, едва усадив, Арендар меня целует.

Едва его губы касаются моих, сердце заходится от ужасной мысли, что этот вечер вдвоём, этот поцелуй может быть последним: Культ наверняка охотится за Арендаром, ведь только драконы правящих родов могут остановить вестников Бездны. Не будет Арендара и ему подобных — Эёран останется без защиты.

Пронзительная эта мысль выбивает слёзы. Ощутив их вкус, Арендар отстраняется:

— Что случилось?

— Я… мне… страшно. За тебя.

Улыбнувшись, Арендар заправляет выбившиеся пряди мне за уши и уверяет:

— А мне страшно за тебя. Я буду осторожен. И ты обещай беречь себя и не ввязываться в неприятности.

— Обещаю, — киваю я.

Слуга, постучав и получив разрешение войти, сообщает о готовности ужина.

— Сейчас, — бросает Арендар через плечо и улыбается мне. — Иногда они слишком расторопны. Идём.

Я вцепляюсь в его горячую руку.

Просыпаюсь от толчка и лезущей в лицо шерсти, но сил открыть глаза не хватает.

— Йох, ырр, — урчит над ухом.

Шерсть лезет в нос.

Наконец продираю глаза. Пушинка смотрит на меня с укоризной. А поверх нас — балдахин. Зажмурившись и получив очередной тычок хвостом в лицо, снова открываю глаза, но озарённая тусклым светом роскошная спальня, раз в десять большая, чем мой уютный альков, не исчезает.

Но почему?

Потом доходит: уснула на диване в объятиях Арендара, и он перенёс меня сюда.

Неохотно касаюсь браслета… судя по данным с кристалла академии, мне пора вставать. Зевнув, сажусь.

Пушинка, перебравшаяся на край постели, смотрит с укоризной. Или с ревностью. Потому что после ужина, во время которого она уснула, мы с Арендаром вернулись в библиотеку. Даже не говорили особо, просто сидели, обнявшись, он перебирал мои волосы. Кажется, его это успокаивает. Кажется, это то, что ему особенно нужно после безумно трудного дня. И хотя у меня были тысячи вопросов обо всём, я чувствовала, что с ними лучше повременить.

А теперь новый день, Арендар ушёл, а мне надо тренироваться, чтобы в случае угрозы суметь за себя постоять.

* * *

Трагедия Озарана сказывается на жизни академии: все мрачны, шушукаются по углам. Поданные Озарана, как и некоторые сочувствующие, ходят с четырьмя красными вертикальными полосами на лбу — по мазку краски на каждого убитого члена королевской семьи.

Среди моего курса боевых магов два озаранца: обжора Герд и Азал, парень, помогавший мне переносить шкаф в первый день занятий. Их Дарион нагружает особенно сильно, чтобы отвлеклись от мрачных мыслей, но судя по выражениям лиц, помогает это мало.

Четыре алые полосы и на лбу профессора Имораны. Но занятие со мной она проводит тщательно: пересказывает самое основное из пропущенного и терпеливо ждёт, когда впишу все задания в блокнот.

Ещё мрачнее атмосфера в библиотеке, хотя миссис Бобине без знака скорби, зато много озаранцев сидят за столами и о чём-то переговариваются. Библиотекарша недовольно взглядывает на Пушинку, затем на громил-охранников, двое из которых теперь не медведи-оборотни, а оставленные Арендаром обычные драконы, но замечаний не делает, быстро выдаёт все нужные для домашних работ учебники. Несут их гвардейцы.

Зато Санаду спокоен, как удав. Сегодня он не работы проверяет, а читает книгу. Судя по яркой обложке со сцепившимися фигурами, это или что-то по боевым искусствам, или приключенческий роман с драками. Из-за этой мысли или из-за того, что Нику со вчерашнего дня не видела и беспокоюсь, сосредоточиться снова не могу.

— Усерднее надо быть, усерднее, — напутствует меня Санаду. — И уметь контролировать эмоции. Эмоции — зло.

Ничего не ответив на последнее спорное заявление, покидаю кабинет.

В комнате наконец застаю Нику. Алые полосы на её мертвенно-бледной коже кажутся нестерпимо яркими.

— Мы с озаранцами сейчас идём в Нарнбурн, вернёмся позже. Прости, что не приглашаю тебя с собой, но это… мы только со своими.

— Мне всё равно нельзя в город, — пожимаю плечами. — Мне ещё привыкнуть к магии надо.

— Можно, — несколько удивлённо отзывается Ника. — Сама слышала, как мисс Клэренс говорила принцу Арендару, что Пушинка настолько стабилизировала твой источник и так хорошо поглощает рядом с тобой магию, что запрет на выход из академии можно снять.

— Странно, — напряжённо отзываюсь я, а в груди разливается холод. — Наверное, они забыли мне об этом сказать.

— Да, наверное… Прости, что не берём.

— Ничего страшного. — Порывисто её обнимаю. — Всё будет хорошо.

Всхлипнув, Ника обмякает в моих руках. Но расплакаться ей не даёт стук в дверь. С влажными чуть покрасневшими глазами она покидает меня, а я сажусь штудировать теорию по стихиям.

Ника возвращается поздно, когда я почти сплю, и не хватает сил даже глаза разлепить.

Чуть позже меня будит «Оиии» Пушинки, любующейся золотой проекцией головы Арендара.

— Уйди, чудовище, — прошу я.

Она, цокая коготками, покидает альков вместе с сокровищем. Очень хочется вернуть пуговицу, но я слишком устала, чтобы за ней бегать.

Следующий день похож на предыдущий, с той только разницей, что просыпаюсь я у себя, а вечером не успеваю застать Нику перед паломничеством с остальными озаранцами.

И лишь на третий день трагедии моё размеренное существование нарушается.

Я, прикусив от напряжения язык, шпарю письменную по менталистике (как сказал Санаду, если у меня не получается войти в нужное состояние самой, нужно переписать разные способы входа в это состояние из опытов других людей, чтобы выбрать себе подходящий, вот я и переписываю дневники и руководства менталистов), и вдруг в дверь стучат.