Онлайн книга «Свободное радио Альбемута»
— Хорошо, Ник, — промолвил я, — ты победил. — Что? — Он растерянно взглянул на меня. — А, понимаю. Да, похоже. Фил, как я мог так долго торчать в Беркли? Почему понадобился голос — чужой голос, не мой, — чтобы вести меня по жизни? — М-мм… — пробормотал я. — Самое невероятное не то, что я услышал голос ВАЛИСа, послушался его и переехал сюда, а то, что без него, или без них, я никогда и не подумал бы о подобном шаге! Знаешь, Фил, мысль покинуть Беркли, бросить работу у Герба Джекмэна мне даже в голову не приходила! — Да, это невероятно, — согласился я. Он был прав. Вот вам Homo обыкновенный: крутится себе по орбите, как мертвый камень вокруг мертвого солнца, без цели и без смысла, глухой, слепой и холодный. Нечто безжизненное, навеки отрезанное от новых мыслей. — Кто бы они ни были, — продолжал Николас, — я должен доверять им. У меня нет иного выбора. Я все равно сделаю все, что они захотят. — Думаю, ты поймешь, когда включится программа, — сказал я. Если — отрезвляющая мысль — он вообще запрограммирован. — Думаешь, пойму? Я буду слишком занят. Это меня напугало: вот он молнией приходит в движение, будто взрывается, и ничто не в силах его остановить. — Они… — начал было Николас. — Пожалуйста, не называй их «они», — попросил я. — Это действует мне на нервы. Было бы гораздо лучше, если бы ты говорил «он». — Я говорю «они», — объяснил Николас, — потому что видел их несколько. Женщину, мужчину. По меньшей мере двух. — Как они выглядели? Николас помолчал. — Ты понимаешь, разумеется, что это было во сне. Там все искажено. Наше сознание возводит барьеры. — Для самозащиты, — кивнул я. — У них по три глаза: два обычных, а третий не со зрачком, а с линзой. Прямо посреди лба. Этот третий глаз видит все. Его можно включать и выключать, и когда он выключен, то совершенно пропадает. Становится невидим. Тогда, — Николас судорожно вздохнул, — они ничем от нас не отличаются. Ничем. — Боже милосердный… — Да, — мужественно произнес Николас. — Они способны говорить? — Они были немы. И глухи. В таких сферических камерах, вроде батискафа, оплетенных проводами — всякое там электронное оборудование, чтобы они могли общаться с нами, чтобы их мысли превращались в слова, которые мы слышим и понимаем, и чтобы они могли понимать нас. Это им дается с трудом, с большим напряжением. — Не уверен, что я хочу знать. — Черт побери, да ты же об этом все время пишешь! Я наконец прочитал кое-какие твои… — Я пишу фантастику. Вымысел. — У них увеличенные черепные коробки, — сказал Николас. — Что? — переспросил я. Я не поспевал за ним. Все это было для меня чересчур. — А как иначе поместился бы третий глаз? Массивный удлиненный череп — как у египетского фараона Эхнатона. И у двух его дочерей. А у его жены череп был самый обычный. Я распахнул дверь и вернулся в гостиную, где сидела Рэйчел. — Он свихнулся, — пробормотала она, не отрываясь от книги. — Точно, — сказал я. — Совсем спятил. Вот только не хотел бы я здесь оказаться, когда сработает его программа. Рэйчел, промолчав, перевернула страницу. Выйдя вслед за мной из спальни, Николас приблизился к нам, протягивая в руке клочок бумаги. — Вот этот знак они показывали мне несколько раз — две пересекающиеся дуги. Гляди. Немного похоже на знак рыбы у ранних христиан. Интересно, что если одна дуга… Откуда-то из загадочного изображения в лицо Николаса ударил багровый луч света. Он закрыл глаза, скривился от неожиданности и боли, выронил листок бумаги и быстро приложил руку ко лбу. — У меня вдруг страшно разболелась голова… — Вы видели этот странный луч света? — воскликнул я. Рэйчел отложила книгу и встала. Николас отвел руку, открыл глаза и поморгал. — Я ослеп, — хрипло произнес он. Наступила тишина. Все мы стояли молча, не шевелясь. — Нет, никакого луча я не видел, — наконец проговорил Николас. — А теперь вижу розовые пятна… Кое-что становится понятным. К нему подошла Рэйчел, мягко взяла его за плечо. — Ты лучше присядь. Странным, почти механическим голосом Николас нараспев произнес: — Рэйчел, у Джонни есть врожденный дефект. — Доктор сказал, что он совершенно… — У него паховая ущемленная грыжа в мошоночном мешочке. Требуется срочное хирургическое вмешательство. Немедленно позвони доктору Эвенстону. Скажи, что ты везешь Джонни в приемный покой больницы святого Иуды в Фуллертоне. Вели ему ждать там. — Прямо сейчас, ночью? — ошеломленно пролепетала Рэйчел. — Джонни грозит смерть. — И, закрыв глаза, Николас повторил свое сообщение, слово в слово, с той же интонацией. Глядя на него, я испытывал странное чувство: как будто, несмотря на то что его глаза закрыты, Николас видит произносимые слова, читает их словно по шпаргалке. Я поехал вместе с ними в больницу. Машину вела Рэйчел; Николас из-за продолжающихся перебоев со зрением сидел рядом, держа на руках малыша. Их лечащий врач, доктор Эванстон, явно раздраженный, ждал в приемном покое. Сперва он заявил, что несколько раз внимательнейшим образом осматривал Джонни на предмет возможной грыжи и ничего не обнаружил; потом взял ребенка и куда-то с ним исчез. Шло время. Когда наконец доктор Эванстон вернулся, он неохотно признал, что при обследовании ребенка действительно обнаружена паховая грыжа и в связи с возможностью ущемления требуется срочная операция. На обратном пути в Пласенсию я спросил: — Кто эти люди, эти голоса? — Друзья, — коротко ответил Николас. — Они явно пекутся о твоем благополучии. И благополучии твоего ребенка. Причем обладают большой силой! — Они не исцелили Джонни, а просто передали мне информацию, — сказал Николас. — Если… — Именно исцелили, — подчеркнул я и развил свой тезис. Доставить ребенка к врачу и обратить его внимание на врожденный дефект — что это, как не исцеление? Зачем прибегать к сверхъестественным силам, когда под рукой обычные средства? Я припомнил, что сказал Будда, увидев, как некий предполагаемый святой идет по воде: «За грош я мог бы переправиться на пароме». Даже для Будды практичнее было бы пересечь реку нормальным способом. |