Онлайн книга «Свободное радио Альбемута»
— Мне почему-то кажется, — начал я, — вернее, у меня есть теория, что эту темноволосую девушку с золотой рыбкой на ожерелье ты встречал раньше. Скажем, она приносила лекарство — ты никогда не заказывал лекарства с доставкой на дом? Или просто видел ее в аптеке. Посыльные часто крутятся в аптеке, когда у них нет работы; порой они даже стоят за стойкой. Отсюда твое deja vu — тем более что ты был оглушен болью и одурманен пентоталом натрия… — Кош звонил в аптеку в Анахайм, — перебил Николас. — Я никогда там не был и в жизни ничего оттуда не получал. Моя аптека в Фуллертоне. Наступила тишина. — Ну, значит, я не прав, — признал я. — Но твоя фиксация на этой девушке вызвана болью, стрессом и побочным действием пентотала. Золотая рыбка сыграла роль фиксирующего гипнотического объекта, как качающиеся наподобие маятника часы. Или как пламя свечки. Ты был очень внушаем, почти в гипнотическом трансе с тех пор, как тебя прооперировали. — Ты так думаешь? — По-моему, логично. — Знаешь, Фил, когда я увидел ее знак, я словно перенесся в Древний Рим, в первый век нашей эры. Да поможет мне Бог. Этот мир — округ Орандж, США — на несколько минут исчез. А потом вернулся. — Гипнотическое внушение, — кивнул я. — Если я умираю… — начал Николас. — Ты не умираешь. — Если я умираю, кто или что завладеет моим телом на следующие сорок лет? Умирает мой мозг, Фил, а не тело. Я ухожу. Что-то должно занять мое место. И наверняка займет. В спальню вразвалку вошел раскормленный кот Николаса — Пинки, вспрыгнул на постель, потянулся и заурчал, влюбленно глядя на хозяина. — Странный у тебя кот, — произнес я. — Ты заметил, да? Пинки меняется. Не знаю почему и в какую сторону. Я нагнулся и погладил кота. Он казался менее диким, чем обычно, больше похожим на овцу, словно хищное начало в нем уступало место другим качествам. — Чарли, — промолвил я, имея в виду сон Николаса. — Чарли нет, — сказал Николас и тут же поправился: — Чарли никогда не существовал. Чарли был совсем другим. Но оба служили мне поводырями — по-разному. — Обращаясь скорее к себе, Николас тихо добавил: — Не пойму, что с Пинки происходит. Отказывается есть мясо. Когда мы даем ему мясо, он начинает дрожать, будто мясо есть нехорошо. — Он ведь вроде у тебя уходил? — Недавно вернулся, — ответил Николас, явно не желая вдаваться в детали. — Фил, этот кот начал меняться в тот самый день, когда я впервые увидел огненные круги и тебе пришлось вести меня домой. Я лежал в постели, прикрыв глаза полотенцем, а Пинки вдруг встал, словно сообразил, что со мной что-то не в порядке. И начал искать причину этого «не в порядке». Он хотел исцелить меня, привести меня в норму. Ходил и по мне, и вокруг меня — все искал и искал. Я чувствовал его заботу и любовь… Пинки так ничего и не нашел. В конце концов свернулся калачиком у меня на животе и лежал, пока я не поднялся. Даже с закрытыми глазами я чувствовал, как он старается определить причину беды. Но с таким маленьким мозгом… У кошек ведь знаешь какие маленькие мозги? Пинки улегся на постель рядом с плечом Николаса и заурчал, не сводя с него пристального взгляда. — Если бы они могли говорить… — пробормотал Николас. — Он словно пытается установить с тобой контакт, — сказал я. — Ну? — обратился Николас к Пинки. — Что ты хочешь сообщить мне? Кот продолжал смотреть ему в лицо тем же исполненным силой и напряженностью взглядом. — Раньше он таким не был, — пробормотал Николас. — До начала перемен. До того дня с огненными кругами. — Странного дня, — произнес я. Тогда все для Николаса изменилось, сделав его слабым и пассивным — как сейчас: готовым принять все. — Говорят, в последние дни перед пришествием в зверях произойдет перемена. Они станут ручными. — Говорят? Кто говорит? — Свидетели Иеговы. Мне показали книгу, которой они торгуют; все самые разные звери лежат себе в обнимку, больше не дикие. Словно твой кот. — «Больше не дикие», — повторил Николас. — Ты и сам такой. Словно у тебя выдрали клыки… Хотя так оно и есть. — Я рассмеялся. — Сегодня утром я задремал, — промолвил Николас, — и мне снилось, будто я в прошлом, на греческом острове Лемнос. Там была черно-золотая ваза на трехногом столике и очаровательный диван… Год примерно 842 до нашей эры. Что произошло в 842 году? Микенский период… — Восемь сорок два ты заплатил за болеутоляющее, — сказал я. — Это сумма, а не дата. Деньги. Он мигнул. — Да, там еще были золотые монеты… — Девушка тебе сказала «Восемь сорок два». — Я пытался вывести его из стопора, вернуть на землю. Давай, Николас, очнись, приди в себя, в настоящее, в наш грешный мир — уж где ты там витаешь, куда бежал от страха — страха перед властями, перед тем будущим, которое ждало всех нас в этой стране. — Ник, ты не должен сдаваться. — Со мной не происходит ничего страшного. Странное — да, и начиналось плохо, однако теперь все в порядке. Наверное, иначе и нельзя было. Что мы знаем о подобных процессах? Думаю, когда-то они происходили, очень давно. А сейчас — только со мной. Я ушел с тяжелым сердцем. Николас уступал. Словно лодка, без весел брошенная на волю течения, он слепо двигался в опасную тьму, куда влекла его невидимая сила. Наверное, это был некий способ бегства от присутствия Ферриса Ф. Фримонта и всего того, что представлял собой наш президент. Жаль, что я не мог поступить так же; тогда развеялись бы мои вечные тревоги о «дановцах», врывающихся в дом, — в дом, где спрятаны наркотики, и о Вивиан Каплан, обратившейся к окружному прокурору с жалобой на совращение несовершеннолетней. * * * Сон, как всегда, не шел. Мысли вертелись все быстрее, а вместе с ними — цветовые пятна перед глазами. В конце концов Николас встал и босиком прошлепал на кухню за витамином С. И именно тогда сделал очень важное открытие. Он-то предполагал, что таблетки в новой большой бутылке, как и в прежней, по сто миллиграммов, а на самом деле они оказались пятисотмиллиграммовые. Таким образом, Николас принимал в пять раз больше витамина С, чем думал. Быстро произведя необходимые расчеты, он понял, что в день перебирал по семь граммов. Сперва это его испугало, но затем Николас успокоился: ведь витамин С растворяется в воде и не накапливается в организме, а выходит вместе с жидкостью. И все же семь лишних граммов в день — дело нешуточное. Семь тысяч миллиграммов! Николас вернулся в постель, лег на спину и натянул на себя покрывало. Справа на столике горела свеча. По мере того как глаза привыкали к темноте, он стал видеть плавающие цветовые пятна, только сейчас они словно удалялись от него, причем быстро, а вместе с ними будто бы уплывали мысли… «Они бегут, — подумал Николас, — а с ними и мой разум». |