Книга Прощание с первой красавицей, страница 72 – Диана Бош

— Нет! — отшатнулась Вика, и в лице ее мелькнуло что-то хищное.

Яковлев сник.

— Все-таки ты до сих пор меня не простила.

Не знаю, почему, но мое сердце вдруг бешено заколотилось, и кровь прилила к щекам. Мне было обидно за Яковлева и жаль его. И еще я люто ненавидела Вику. Что-то нехорошее, черное поднялось со дна души, и я вцепилась в телефонный столик, около которого стояла, так, что побелели костяшки пальцев. Андриенко тем временем достала из кухонного шкафчика изящные рюмочки на витых ножках и поставила их на стол. Руки ее дрожали, и это странно не вязалось с выражением задумчивой отрешенности, застывшим на Викином лице. Яковлев медленно разлил водку, а она села рядом, напряженно выпрямив спину и не глядя на него.

К счастью, в этот момент зазвонил телефон, и я с облегчением схватила трубку:

— Вика, тебя к телефону! — крикнула я в сторону кухни.

Она раздраженно опустила руку, Яковлев отставил рюмочку и ободряюще кивнул:

— Иди, душа моя, я подожду.

Виктория прошла мимо меня, едва не толкнув плечом, и раздраженно бросила на ходу:

— Могла бы и принести трубу.

Я лишь злорадно улыбнулась.

— Игорь Семенович, — сказала я, подходя и садясь на Викино место напротив Яковлева, — ты слышал историю написания одного из произведений Владимира Ильича Ленина?

— Какого? — рассеянно улыбнулся он.

— А что, о каком-то все-таки слышал? — Я быстро поменяла рюмки местами. Яковлев проследил за моими манипуляциями, усмехнулся, но ничего не сказал. Видимо, списал мое странное поведение на «жгучую любовь» к Вике.

Он спокойно поставил вторую рюмку перед собой и как ни в чем не бывало приготовился меня слушать.

— Так что там Владимир Ильич?

— Ах да. «Лучше меньше, да лучше, — сказал Владимир Ильич, после секса с Надеждой Константиновной, вспоминая Инессу Арманд».

— Хорошенькие анекдотики ты рассказываешь, — хмыкнул Шурик, неожиданно появившись и плюхнувшись рядом со мной. — А с виду такая скромница.

— Ну что ты, Шурик, с твоей-то фээсбэшной школой, так обманываться в людях… Чему ж тебя там учили? — невинно спросила я.

Бравый лейтенант скрипнул зубами, но промолчал.

— Все, брейк! У нас день примирения, а не разжигания вражды, — принялся разнимать нас Яковлев.

Я в этот момент подумала, что если мои подозрения верны, то в моей рюмке может оказаться яд. Словно в подтверждение этих мыслей, в нее спикировала муха и, дернувшись, застыла.

— Ой, муха в рюмку упала, — пробормотала я, поднимаясь.

— Чувствует, куда падать, — ехидно прокомментировал Шурик.

Я встала и выплеснула содержимое в раковину. Затем, тщательно вымыв емкость, снова налила водки.

— Зачем же выливать? — возмутился моим поступком Яковлев. — Можно было вытащить мушку-то…

— Да ладно, не мелочись, — вздохнула я, — Шурик своей долей с тобой поделится.

— Не поделюсь. Может, я напиться хочу?

— Не получится, — подумав, сказала я.

— Почему?

— Одной бутылкой вы с Яковлевым не напьетесь. Тем более что сейчас еще и Вика придет.

— Тебя кто сюда звал? — зашипела на меня вернувшаяся Андриенко. Шурика она нарочито игнорировала.

— О, легка на помине! — не осталась я в долгу. — Вспомни лукавого, тот и появится.

— Душа моя, не будем ссориться, мы ведь собирались за мир пить, — вскочил Яковлев.

— Ну, смотри, я тебя не звала, — сказала мне Вика, и глаза ее опасно сверкнули.

Шурик встал и молча достал из шкафчика еще две рюмки. Я вдруг обратила внимание, что в дверце торчит ключик, который я когда-то давным-давно потеряла, проживая в этой квартире еще с Иваном. А вот Вика, поди ж ты, его нашла.

— Ну-с, дамы и господа, давайте выпьем за мир! — довольно улыбнулся Яковлев.

Мы дружно чокнулись, я поднесла рюмку к губам, потом быстро выплеснула содержимое в цветочный горшок, стоявший рядом. Во-первых, меня внезапно охватил страх, а если все-таки в рюмке остался яд? Тогда Андрюшка останется сиротой. И во-вторых, терпеть не могу водку — я от нее быстро пьянею и теряю контроль над собой. Сухая земля тут же впитала влагу.

Яковлев, до этого с любовью смотревший на свою обожаемую Вику, поднес рюмку ко рту, хотел уже отпить, как тут случилось невероятное. Вика резко вскочила и ударила его по руке. Рюмка вылетела, и хрусталь жалобно звякнул, разбиваясь.

— Т-ты что? — от неожиданности начал заикаться Яковлев.

Вместо ответа Вика лихим жестом опрокинула содержимое своей в рот. Того, что произошло дальше, никто не ожидал. Вика вдруг захрипела и, схватившись за горло, упала. Все оцепенели.

Первой очнулась только что вошедшая Любимцева:

— А-а-а… — заорала она с нарастающей силой. И вдруг завыла, как корабельный гудок: — Ы-у-а!

— Вика! — дико закричал Яковлев, бросаясь к ней и пытаясь здоровой рукой поднять Андриенко.

Тем временем на вопль Любимцевой принеслись капитан Ефимов, мой муж, следователь прокуратуры и все остальные присутствовавшие в квартире. Отпихнув Яковлева, Олег принялся нащупывать на шее Вики пульс. Потом заглянул ей в глаза и, наконец, в последней надежде приложив ухо к сердцу, тяжело произнес:

— Мертва.

Любимцева зарыдала.

Следователь вытер мигом вспотевшую лысину.

— Ну, что ж, Даниил Сергеевич, — устало произнес он, — в деле можно поставить точку.

— Как точку? — перепугалась Любимцева. — А как же Вика? Кто ее убил?

— У вас есть что сообщить следствию? — повернулся к ней следователь прокуратуры. — Может, вы видели, кто отравил гражданку Андриенко?

— Нет, — проблеяла Любимцева. — Только, кажется, Диана хотела выпить из ее рюмки…

— Диана пила из моей рюмки, — грустно поправил Яковлев, прощавшийся в тот момент с любимой женщиной.

— Но я ее предварительно помыла. Да и вообще я ничего не пила, — начала оправдываться я.

— Но как же так? Неужели мы не имеем права узнать, кто виноват в смерти Сусанны и Васи? Кто подсыпал цианид в чай, который выпила Любимцева? И кто убил Вику? Это ведь близкие нам люди, и мы хотим знать, кто виновен в произошедшем! — Ада была готова разрыдаться.

— Даниил Сергеевич, выручай, — обратился к моему мужу следователь. — Честное слово, если я сейчас не уйду, у вас тут будет еще один труп. На сей раз мой. Устал до чертиков. Будь добр, расскажи все народу, введи в курс дела.

Не уверена, что Даниилу очень уж хотелось тратить время на удовлетворение народной жажды знаний о добре и зле, но, увидев устремленные на него глаза, он не смог отказать.