
Онлайн книга «Разносчик пиццы»
Может быть, именно из-за его страданий тетушка и поторопилась купить ему небольшую однокомнатную квартирку, но Остапу это было представлено исключительно как забота о его здоровье. «Ты и так недосыпаешь, все за учебниками сидишь, да еще и лишнее время на дорогу тратить. А тут – встал, умылся, наскоро перекусил – и уже на лекциях». Остап вздыхал, скучал, но противиться не смел. Теперь он при каждой свободной минуте приезжал к тете будто бы в гости, навестить. Но она-то сразу поняла, чем вызван его сыновний интерес, и предприняла ответный ход. Она стала каждый день приезжать к Остапу сама. Он с лекций придет – а в доме уборка и пирогами пахнет. Правда, хватило ее ненадолго, отпуск закончился, и жизнь вошла в прежнюю колею. Наверное, Остап оказался однолюбом, потому что, несмотря на все ухищрения тети и холодность Аманды, забыть ее ему не удавалось. Он был буквально одержим ею. Частенько, незамеченный, он прогуливался вслед за девушкой и вскоре знал каждый ее маршрут и помнил в лицо всех друзей. Этот дом он узнал сразу. Она бывала здесь каждую неделю и всегда со своим парнем – Максом. Остап его органически не выносил и часто представлял себе, как на Аманду нападут хулиганы и Макс сбежит, оказавшись трусом, а он, Остап, обязательно ее спасет. Сюжеты варьировались, место хулиганов занимали голодные собаки, сбившиеся зимой в стаю, или команда лайнера, оставшаяся без капитана. И каждый раз он проявлял чудеса мужества, изобретательности и сноровки, а Аманда оставляла позорного хлыща и бросалась к нему в объятия. – Эй, парень! Забыл, как тебя зовут? – Макс поманил его рукой. – Остап. – Выпить хочешь? – Не спаивайте мальчика, – укоризненно покачала головой Эка, – лучше бы покормили. Кстати, ты голодный? Остап отрицательно затряс головой. – Ну, все равно, иди к нам, чего один там сидишь?! Он послушно пересел и с надеждой посмотрел на Эку, видно ожидая от нее поддержки. – Кстати, о еде. И где наша пицца? – вспомнил вдруг Макс. Лицо у парня страдальчески искривилось: – Меня уволят. – Не уволят. А если уволят – невелика потеря. Подумаешь, работа – пиццу разносить. Так и где она? – Там, – Остап мотнул головой в сторону окна, выходящего во двор. – Я, как труп увидел, так ее в грязь и уронил. – Кретин. За это тебя стоило бы уволить. – Да как вы можете?! – возмутилась Эрика. – Он же совсем еще ребенок! – Какой он ребенок! Такие дети в войну уже со штыками на врага шли. Тебе сколько, восемнадцать? Остап, насупившись, кивнул. – Ты не расстраивайся, все будет хорошо, причина у тебя уважительная, – погладила его по плечу Эрика. – Да? – Конечно. Лучше расскажи, чем ты в жизни занимаешься? Кроме того, что пиццу развозишь. – Учусь. На втором курсе университета. – А отделение какое? – Экономическое. – И кем после будешь? – Финансистом. – Ух ты. А подрабатываешь, чтобы учебу оплачивать? – Нет. Я на бюджетном учусь, стипендию получаю. Правда, маленькую. А работаю, потому что деньги нужны. – Зачем? – Мечта у меня есть. – Расскажешь? – Нет. А то не исполнится. – Ну и правильно, не рассказывай никому. Мечты обязательно должны исполняться, иначе какой смысл мечтать, – ободряюще улыбнулась Эрика. – Керубино, – вдруг задумчиво произнес Филипп, внимательно прислушивавшийся к диалогу. – Ни дать, ни взять – Керубино. «Мальчик резвый, красивый, влюбленный…» Удобная роль для начинающего ловеласа. И вот уже красавица Эка крутится вокруг и вытирает ему слезки: женское сердце падко на жалость. Женственные мужчины, мужественные женщины… О век! О нравы! – А мне нравится, – вяло возразил Макс, – есть такие привлекательные женские типажи, которые производят впечатление на мужчин именно «ковбойским шармом». Сюзи Кватро, к примеру. Из современных – Диана Арбенина. – То-то я смотрю, вы из всего многообразия типажей именно Аманду выделили, с ее рюшечками и оборками, – саркастически заметила Валерия. – О, Валерия, вы уже вернулись! Тихо ходите, практически неслышно. Насчет Аманды – вы ее просто плохо знаете. Есть женщины, неспособные нацепить на себя подростковые штаны, а есть – неуютно чувствующие себя в юбке. Прелесть же Аманды в том, что она разнообразна, – ответил вместо Макса Филипп. – Валерия, не завидуйте, а если завидуете, то делайте это хотя бы не столь явно, – влезла в разговор Аманда. – Я понимаю, конечно, возраст – «уж зима катит в глаза». Валерия вспыхнула. – Да, она разнообразна, ваша Аманда. От хамства к грубости и обратно. Обширная палитра. Вот Лидия была неповторима. Она играла восхитительно, да! Жаль, я не успела ей этого сказать. Скупы мы на похвалу, скупы. От нас, тех, кто только потребляет, никому ни холодно, ни жарко – ни артисту, ни певцу, ни поэту. Вот критиковать – легко, тут мы все горазды. А сказать: «я люблю вас» или – «это прекрасно», да не между собой, сплетничая в гостиной, а самому артисту, в глаза – это вряд ли. Я не хочу сказать, что совсем против критики, я к тому, что артист открыт, а потому беззащитен и уязвим. – А мне, в отличие от вас, двадцать пять, – как ни в чем не бывало, продолжала предыдущую мысль Аманда, – и долго еще будет двадцать пять. – В каком смысле? Вы собираетесь умереть, чтобы навсегда остаться молодой? Пожалуйста, только не делайте этого здесь и сейчас, третью смерть в моем доме мне не пережить. – Не беспокойтесь, я не собираюсь на тот свет. А долго выглядеть молодо буду, потому что в душе молода. Некоторые же с детства старухи. Валерия достала очередную сигарету. – Видишь ли, в чем дело, детка, – нарочито снисходительно начала она, – не хотелось бы тебя разочаровывать, но в твоем случае – это бесполезное преимущество. – Почему же? Я красивая! – Смазливая. От красоты это так же далеко, как Панаджи от Парижа. – Как что? – не удержалась от вопроса Аманда и, тут же спохватившись, что выставила себя невежей, ощетинилась. – Впрочем, мне на ваше мнение плевать. – А вот это зря. – Почему же? – Потому что, как справедливо заметил когда-то Ницше, «наши недостатки суть наши лучшие учителя». И Валерия с невозмутимым выражением лица отправилась на кухню варить кофе. Вконец деморализованная Аманда проводила ее растерянным взглядом и повернулась к Эрике: – Ничего не поняла. Она чего выдала? – Валерия имела в виду, что, исправляя наши недостатки, мы меняемся к лучшему. |