Книга Секира царя Колоксая, страница 41 – Татьяна Мирная

Купец смотрел на девушку и вспоминал вчерашний разговор с Радомиром.

— …Озгюр, не дави на неё. Сделаешь только хуже!

— Я не давлю.

— Вы знакомы всего седмицу — а ты её уже замуж позвал. Это по-твоему «не давлю»?

— А что мне делать, если вы собрались уезжать? Ехать за вами?

Радомир присел напротив:

— Послушай, друг мой, я уверен, что Хадиль не так равнодушна к тебе, как говорит. Только она пока сама этого не понимает. Наберись терпения.

Гетаец посмотрел на Володаровича.

— Что случилось с Хадиль? Откуда этот страх?

— Не могу сказать: не моя тайна… — Радомир помолчал немного. — Да и нечего там вспоминать, Озгюр. Ничего хорошего!

На щеках купца заходили желваки.

— Ты считаешь, я не должен знать?

Володарович упреждающе поднял руку:

— Я считаю, что не надо Хадиль напоминать о том ужасе, который она пережила. Я считаю, что лучше видеть её улыбки и слышать её смех, чем утешать после ночных кошмаров. Я считаю, что для всех станет лучше, если она забудет прежнюю жизнь!

— Но!..

— Мы с Ланом отомстили тем, кто обидел её. Их души в Пекле и, надеюсь, останутся там навсегда. А ты сейчас можешь помочь этой девочке стать счастливой. Показать, что её любят и ценят!

— А я? Я ведь тоже нуждаюсь в любви и женской ласке.

— Ты разберись вначале: тебе женская ласка нужна или любовь Хадиль, — осёк приятеля Володарович. — За Хадиль придётся побороться, Озгюр.

Мужчина посмотрел на напряжённую девушку и забрал браслет.

— Давай сделаем так: я положу его в эту шкатулку, и мы подождём более подходящего момента для подарка.

Услышал рядом вздох облегчения и грустно улыбнулся.

— Как ты сюда добралась?

— Пришла, — просто ответила Хадиль.

— И Умут отпустила?

— Она не знает.

Анак Дайли укоризненно покачал головой:

— Ещё лучше!

Он открыл дверь и вывел Хадиль на улицу. Девушка догадывалась зачем: сейчас купец наймёт паланкин и отправит её домой. Мужчина действительно позвал носильщиков…

Хадиль села на мягкую подушечку и сглотнула, не понимая, почему внутри всё болит, почему так хочется плакать. А паланкин чуть дрогнул, начиная движение по базарным улицам. Девушка выглянула в узкую щель. Заметила, как закрылась дверь за мужчиной, и вытерла брызнувшие слёзы…

Когда Хадиль вбежала в лавку, Озгюр стоял возле прилавка, опираясь руками о массивную столешницу. Он даже не обернулся на стук двери. Девушка схватила его руку и прижала к щеке.

— Я стёрла улыбку с твоих губ, а она дороже всего золота и самоцветов в этой лавке.

— Хадиль…

Озгюр повернулся, но едва обнял девушку за плечи, почувствовал, как она каменеет, как бледнеет лицо. Он тут же отступил.

— Я не буду тебя торопить. Я просто буду рядом столько, сколько нужно тебе.

— Ты говорил с Радомиром? — догадалась Хадиль.

Мужчина кивнул:

— У тебя хорошие друзья.

— Он больше, чем друг, — восхищённо улыбнулась девушка, даже не догадываясь, как ранит этим купца, влюблённого в неё. — Радомир сделал то, что сделал бы мой отец, если бы был жив. Он вылечил меня после…

Хадиль резко замолчала. Озгюр очень хотел узнать, что же с ней случилось. Подспудно он догадывался, что дело в мужчине, и остальное вырисовывалось само собой. Жестокость в обращении с женщинами в княжестве встречалась довольно часто. Многие гетайцы были убеждены, что жёны существуют только для их ублажения и рождения детей. Сам анак Дайли предпочитал добиваться желаемого улыбкой и комплиментами: в постели его не заводили перепуганные скромницы с судорожно сжатыми ногами. Озгюр предпочитал более чувственные, изысканные утехи, где мужчина и женщина на равных хотели удовольствия и доставляли его друг другу. И единственный случай, когда купец не получил желаемого, стоял сейчас рядом.

— Главное, ты вернулась… Значит, у меня есть надежда.

Хадиль прижалась губами к его руке.

— Спасибо! Я думала, что знаю о страхе всё. Но оказалось, что… Страшно смотреть тебе в спину, когда ты уходишь, и знать, что не обернёшься!..

Озгюр зажмурился и застонал:

— Дай мне сил, великий Род!..

Но поцеловать девушку не успел: с грохотом распахнулась дверь, и на пороге появилась разгневанная Умут:

— Растерзаю!

— Кого? — уточнил мужчина, приобнимая вздрогнувшую Хадиль.

— Всех! — Умут, понемногу приходила в себя. Она хмуро посмотрела на девушку: — Ты чем думала, милая, уходя на базар, никого не предупредив? А если бы с тобой что-то случилось, что бы я Радиму сказала?

Хадиль виновато потупилась:

— Я рассчитывала быстро вернуться.

— От Озгюра?.. Быстро вернуться? — женщина со смешком глянула на недовольного приятеля и поцокала языком: — Хадиль, Хадиль, что люди скажут? Одна ходишь по городу, в лавке обнимаешься с неженатыми мужчинами…

Анак Дайли перехватил проницательный взгляд Умут и попросил возлюбленную оставить их, шепнув на прощание:

— Не волнуйся, всё сказанное больше относится ко мне. Я разберусь, а ты сходи в лавку напротив, там продают чу́дные платки и ленты для волос.

Хадиль в сопровождении помощника купца вышла. Делая вид, что выбирает костяные гребни, то и дело поглядывала в окно ювелирной лавки.

А там немного поиграли в гляделки. Потом Умут поинтересовалась:

— Озгюр, что это с тобой? Али не здоров?.. Раньше тебе хватило бы половины этого времени, чтобы уговорить вдовушку Хадиль.

— А ты всё переживаешь, что мне тебя уговаривать не пришлось?

Вот за что Умут терпеть не могла купца, так за такие фразы, после которых хотелось обидеться и надавать ему по физиономии.

— Ну ты и наглец!

— С кем поведёшься, уж не обессудь! — мужчина вдруг стёр с лица язвительную усмешку и серьёзно посмотрел на подругу: — Как догадалась, что Хадиль здесь?

— А где она ещё могла быть, особенно после того, как отказала тебе и всю ночь в подушку проплакала?.. Пока вы с Радимом и Ланом горе запивали.

— Да ничего мы не запивали. Так, пожаловались друг другу чуток на беспросветную бабью глупость, — Озгюр присел на стульчик и кивнул на соседний, приглашая Умут.

Та вздохнула, но подошла:

— Сучий сын! До сих пор не понимаю, почему тебя терплю!