Книга Страх никогда не стареет, страница 34 – Геннадий Сорокин

Удавка, даже если это просто кусок веревки, страшная вещь. В некоторых фильмах показывают, как разные супергерои умудряются, скривив лицо, просунуть пальцы под удавку и, рванув руки в стороны, избавиться от нее. Это полная чушь. Внезапно накинутую веревку оттянуть от шеи невозможно. Смерть настигнет гораздо быстрее, чем пальцы оттянут петлю удавки хоть на миллиметр.

Я не стал с демонстративно-деловым видом, как обычно делают вновь приехавшие начальники, перешагивать через покойницу и идти в зал, где людей хватало и без меня, а прошел на кухню, где курили Сергей и незнакомый мне оперативник.

– В двух словах что здесь? – спросил я.

Незнакомец ухмыльнулся такой откровенной глупости, открыв кран, загасил сигарету струей воды и вышел, пробурчав что-то вроде: «Убийство здесь, вот что».

– Прикинь, Геннадьевич, дверь была не закрыта. Убийца только прикрыл ее. Мы-то были готовы к любому во время ареста, а тут…

– Тебе придется, наверное, уехать с девчонкой в управление, я останусь. Есть здесь что-нибудь, на что, по-твоему, стоит обратить внимание? Что-то такое, что выбивается из общей картины?

– В этой хате бы от скуки монастырская крыса повесилась. Старушке, видимо, было совершенно наплевать на радости бытия. Даже телевизор у нее какой-то несовременный. В смысле, он не подключен к кабельному телевидению. Ни компьютера, ни ноутбука. Книжек и то минимум. Совершенно не понять, чем она занималась вечерами.

– Есть признаки того, что у нее был мужчина? Какие-нибудь мужские вещи? Она, кстати, не такая уж и старушка.

– Я ничего не заметил. И вообще, здесь все настолько убого, что никакой бы мужик жить не стал. Ты ничего не чувствуешь? Не чувствуешь запах? Здесь пахнет старухой. Реально, такой же запах бывает в домах престарелых. Входишь в богадельню, кругом порядочек, старушки ухоженные, а запах – аж тошнить начинает.

– До следователя квартиру успели осмотреть?

– Да куда там! Думали, она живая, а наткнулись на труп. Пока то да сё, пока тебе позвонили, тут следователь и приехал. Он только начал труп описывать. И быстро, кстати, приехал. У нас бы полдня ждали.

На кухню вошел Щукин. Он и так-то выглядел неважно, а тут совсем сдал. Неудачи не способствуют презентабельному виду.

– Шепчетесь? Кофе есть у старухи? – Он открыл навесной шкаф, пошарил среди банок, нашел нужную и выставил ее на стол. – Что-то засыпаю. Ты как, Геннадьевич, от кофейка не откажешься?

– Я бы и от ста граммов не отказался, только немного попозже. Пойду посмотрю, что к чему. Сергей, на ключи от машины. Дожидайся меня там. Думаю, долго мы здесь не задержимся. Делать здесь, судя по всему, уже нечего.

– Смотри, в темноте машину не поцарапай! А то Наталья Ралифовна твоему начальнику уши надерет.

– Далась вам эта Наталья Ралифовна. Больше поговорить не о чем?

– А о чем? Единственную ниточку и ту обрубили. Теперь все заново начинать. А с чего, я ума не приложу. У тебя, Геннадьевич, есть идеи?

– Если здесь ловить нечего, поезжай домой да ложись спать. Сам видишь, от того, что мы сутками на ногах, толку нет.

Он вскипятил чайник, насыпал в кружку пару больших ложек кофе.

– Сколько народу знало, что мы нашли девчонку?

– Ты об этом? – Щукин достал сигареты, не спеша закурил. – Половина милиции города Новосибирска. А также личный состав Новосибирского сельского районного отдела милиции. Еще с десяток человек в прокуратуре. Еще черт знает кто. Еще я, ты и убийца. Это тупиковый путь, Геннадьевич. Народу про девчонку знало во! – Он провел ребром ладони по горлу.

А еще, подумал я про себя, знала Наталья.

На кухню вошел одетый в форму сотрудник. Руки его были в тонких резиновых перчатках, перепачканных черной краской. Судя по всему, эксперт-криминалист, окончивший искать отпечатки пальцев в других помещениях.

– Денис Юрьевич, вы пока тут с операми на кухне были, все следы заляпали. С чего мне здесь их снимать?

– Володя, здесь ни с чего не снимай. Могу тебе точно сказать, убийца сюда не заходил. Не до того ему было. У него труп в коридоре лежал, и могли соседи всякие войти, у покойницы стольник до зарплаты стрельнуть. – Щукин, презрев инструкции, жестом велел эксперту идти.

– Кстати, Геннадьевич, ты случайно не в курсе, когда у нее зарплата? Часом, не сегодня?

– Пошутил? Я у Сарибековых бухгалтером не подрабатываю.

– Понятно. При тебе Наталья Ралифовна ведомости не заполняла. Ну и дела! Хуже не придумаешь. Вначале у нас был один труп. Теперь два трупа. Вначале одно громкое нераскрытое убийство, теперь второе. Теперь спросят вдвойне.

– А в этом что-то есть!

– Гарантированное лишение квартальной премии. Больше ничего не вижу.

– Не будьте алчным, Денис Юрьевич! Премия – это мелочь. Не знаю, как на вашу премию, а на нашу сильно не разгуляешься. Если водки вдоволь попьешь, то на закуску не останется. У тебя за сутки сколько убийств в городе обычно происходит? Одно, два? Должно быть, что-то около этого.

– Вообще всех убийств? Бытовых, поножовщины? В среднем одно. Ты это к чему?

– А вот к чему: кто сказал, что это не обычное убийство? Кто сказал, что ее и вправду убили не при попытке ограбления? Сколько человек в курсе, что мы с ее помощью, с помощью ее показаний, собирались раскрыть убийство сенатора? Меня и мою команду можешь смело исключить. Себя тоже исключи. Кто остается? Убийца и его сообщники. Если мы не разболтали комбинацию с Фаиной первому встречному, то суть ее убийства будет знать только тот, кто знает ее роль в убийстве сенатора. Пока я не переговорил с девчонкой, даже я еще не пришел к твердому убеждению, что Фаина здесь по уши замешана. Я еще ничего не решил, а ее уже убили. Или собирались убить.

– Какая-то логика в этом есть, но завтра, или, вернее, уже сегодня, девчонка все расскажет следователю, и он, если не совсем уж тупой, сведет дебет и кредит. Расклад у него будет полный. Ведь мы не скроем от следователя ни девчонку, ни труп. И на этом версия об ограблении рухнет. Наши карты будут биты примерно в полдень. И обвинять нам в этом некого, только самих себя.

– Геннадьевич, так, может, я поехал? Тебя потом Денис Юрьевич привезет, – вмешался Сергей.

– Жди в машине. Я только гляну, что к чему, и спущусь.

Из зала донесся прокуренный женский голос:

– Нет, ты сам посуди, как с таким козлом работать? И скажи мне, кто, мать их, придумал эти коэффициенты? Вот это ладно труп, чистенький. А в прошлое дежурство какого-то бомжа из колодца доставали, который уже провонять успел, и это все по одному тарифу? Сам бы он, козлина, на трупы выезжал!

– Не обращай внимания, – сказал мне многоопытный Щукин, – у Вероники Павловны очередной приступ гнева. Да и, судя по всему, она успела уже рюмочку-другую пригубить. Сам пойми, работа у судмедэксперта нервная.