Онлайн книга «Изобретение Вальса»
Таубендорф. Постой же… Дай-ка на тебя посмотреть… Виктор Иванович, прошу жаловать: это мой большой друг. Ошивенский. Айда в погреб, Федор Федорович. Ошивенский и Федор Федорович уходят в дверь направо. Таубендорф (смеется). Мой шеф глуховат. Но он – золотой человек. Ну, Алеша, скорей – пока мы одни – рассказывай! Кузнецов. Это неприятно: отчего ты волнуешься? Таубендорф. Ну, рассказывай же!.. Ты надолго приехал? Кузнецов. Погодя. Я только с вокзала и раньше всего хочу знать… Таубендорф. Нет, это удивительно! Ты черт знает что видел, что делал, – черт знает какая была опасность… и вот опять появляешься – и как ни в чем не бывало!.. Тихоня… Кузнецов (садится). Ты бы, вероятно, хотел меня видеть с опереточной саблей, с золотыми бранденбургами? Не в этом дело. Где живет теперь моя жена? Таубендорф (стоит перед ним). Гегельштрассе, пятьдесят три, пансион Браун. Кузнецов. А-ха. Я с вокзала катнул туда, где она жила в мой последний приезд. Там не знали ее адреса. Здорова? Таубендорф. Да, вполне. Кузнецов. Я ей дважды писал. Раз из Москвы и раз из Саратова. Получила? Таубендорф. Так точно. Ей пересылала городская почта. Кузнецов. А как у нее с деньгами? Я тебе что-нибудь должен? Таубендорф. Нет, у нее хватило. Живет она очень скромно. Алеша, я больше не могу, – расскажи мне, как обстоит дело? Кузнецов. Значит, так: адрес, здоровье, деньги… Что еще? Да. Любовника она не завела? Таубендорф. Конечно нет! Кузнецов. Жаль. Таубендорф. И вообще – это возмутительный вопрос. Она такая прелесть – твоя жена. Я никогда не пойму, как ты мог с ней разойтись… Кузнецов. Пошевели мозгами, мое счастье, – и поймешь. Еще один вопрос: почему у тебя глаза подкрашены? Таубендорф (смеется). Ах, это грим. Он очень туго сходит. Кузнецов. Да чем ты сегодня занимался? Таубендорф. Статистикой. Кузнецов. Не понимаю? Таубендорф. По вечерам я здесь лакей, – а днем я статист на съемках. Сейчас снимают дурацкую картину из русской жизни. Кузнецов. Теперь перейдем к делу. Все обстоит отлично. Товарищ Громов, которого я, кстати сказать, завтра увижу в полпредстве, намекает мне на повышение по службе – что, конечно, очень приятно. Но по-прежнему мало у меня монеты. Необходимо это поправить: я должен здесь встретиться с целым рядом лиц. Теперь слушай: послезавтра из Лондона приезжает сюда Вернер. Ты ему передашь вот это… и вот это… (Дает два письма.) Таубендорф. Алеша, а помнишь, что ты мне обещал последний раз? Кузнецов. Помню. Но этого пока не нужно. Таубендорф. Но я только пешка. Мое дело сводится к таким пустякам. Я ничего не знаю. Ты мне ничего не хочешь рассказать. Я не желаю быть пешкой. Я не желаю заниматься передаваньем писем. Ты обещал мне, Алеша, что возьмешь меня с собой в Россию… Кузнецов. Дурак. Значит, ты это передашь Вернеру и, кроме того, ему скажешь… Ошивенский и Федор Федорович возвращаются с бутылками. Таубендорф. Алеша, они идут обратно… Кузнецов….Что цены на гвозди устойчивы… Ты же будь у меня завтра в восемь часов. Я остановился в гостинице «Элизиум». Таубендорф. Завтра что – вторник? Да – у меня как раз завтра выходной вечер. Кузнецов. Отлично. Поговорим – а потом поищем каких-нибудь дамочек. Ошивенский. Барон, вы бы тут помогли. Скоро начнут собираться. (Кузнецову.) Можно вам предложить коньяку? Кузнецов. Благодарствуйте, не откажусь. Как отсюда пройти на улицу Гегеля? Ошивенский. Близехонько: отсюда направо – и третий поворот: это она самая и есть. Федор Федорович (разливая коньяк). Гегельянская. Таубендорф. Да вы, Виктор Иванович, знакомы с женой господина Кузнецова. Кузнецов. Позвольте представиться. Ошивенский. Ошивенский. (Пожатие рук.) Ах! Простите, это я нынче молотком тяпнул по пальцу. Кузнецов. Вы что – левша? Ошивенский. Как же, как же, знаком. На Пасхе познакомились. Моя жена, Евгения Васильевна, с вашей супругой в большой дружбе. Таубендорф. Послушай, как ты угадал, что Виктор Иванович левша? Кузнецов. В какой руке держишь гвоздь? Умная головушка. Ошивенский. Вы, кажется, были в отъезде? Кузнецов. Да, был в отъезде. Ошивенский. В Варшаве, кажется? Ольга Павловна что-то говорила… Кузнецов. Побывал и в Варшаве. За ваше здоровье. Входит Марианна. Она в светло-сером платье-таер, стриженая. По ногам и губам можно в ней сразу признать русскую. Походка с развальцем. Таубендорф. Здравия желаю, Марианна Сергеевна. Марианна. Вы ужасный свинтус, барон! Что это вы меня не подождали? Мозер меня привез обратно на автомобиле, – и для вас было бы место. Таубендорф. Я, Марианночка, одурел от съемки, от юпитеров, от гвалта. И проголодался. Марианна. Могли меня предупредить. Я вас там искала. Таубендорф. Я прошу прощения. Мелкий статист просит прощения у фильмовой дивы. Марианна. Нет, я очень на вас обижена. И не думайте, пожалуйста, что я зашла сюда только для того, чтобы вам это сказать. Мне нужно позвонить по телефону. Гутенабенд, Виктор Иванович. Ошивенский. Пора вам перестать хорошеть, Марианна Сергеевна: это может принять размеры чудовищные. Господин Кузнецов, вот эта знаменитая актрисочка живет в том же скромном пансионе, как и ваша супруга. Марианна. Здравствуйте. (Кивает Кузнецову.) Виктор Иванович, можно поговорить по телефону? Ошивенский. Сколько вашей душе угодно. Марианна подходит к двери направо, возле которой телефон. Федор Федорович. А со мной никто не хочет поздороваться. Марианна. Ах, простите, Федор Федорович. Кстати, покажите мне, как тут нужно соединить. Федор Федорович. Сперва нажмите сосочек: вот эту красную кнопочку. Кузнецов (Таубендорфу). Коля, вот что называется: богатый бабец. Или еще так говорят: недурная канашка. (Смеется.) Артистка? |