Книга Последняя тайна, страница 58 – Жозе Родригеш Душ Сантуш

— Видите ли, ваш беспорядок — это сказка по сравнению с моим случаем. Поверьте, это было бы сомнительное удовольствие! — возразил Гроссман, в котором смущение боролось со смехом.

Валентина не ответила — она помогала португальцу подняться. Сделал он это с явным затруднением. По-прежнему завернутая в полотенце итальянка убедилась, что раненый окончательно пришел в себя, взяла свой пистолет с кровати и решительно направилась к выходу, бросив на прощание:

— Я к себе! Пора привести себя в порядок.

Она вышла, скрипнув изуродованной дверью, и Томаш остался с двумя израильскими полицейскими — Гроссманом и его помощником в форме, который не спускал глаз с балкона.

— Что вы предприняли для поимки этого гада?

Инспектор махнул рукой в сторону окна.

— Огородили весь квартал и прочесываем местность. Но, честно говоря, я не думаю, что он даст себя поймать так легко. Времени, чтобы сбежать, у него было более чем достаточно, и сейчас он, скорее всего, на другом конце города или уже в Рамалле, Вифлееме или Тель-Авиве.

— Согласен.

Гроссман показал пальцем на рану на шее.

— Вы были с ним в близком контакте, судя по результатам. Что это за субъект?

— Роста он чуть ниже, чем я, вот примерно на столько. — Томаш показал ладонь, пригнув большой палец. — Невероятно ловкий, худой. С прекрасной военной подготовкой — скрутил меня в момент. Я и пальцем пошевелить едва мог. Руки у него просто клещи.

— А черты лица?

— Его я почти не видел. Он захватил меня врасплох, сразу положил лицом в пол, так что я могу сказать только, что одет он во все черное, пострижен наголо, как новобранец. А в целом жуткий тип. — Томаш даже вздрогнул.

— Он говорил с вами?

— Называл меня агнцем и сообщил, что я был ему дан для жертвоприношения во имя искупления, — на какой-то миг португалец задумался, вспоминая недавние события. — Был еще любопытный момент. У него ритуальная шпага — такой кривой клинок. Он сказал, что еще его далекие предки пользовали это оружие для жертвоприношений на Йом Киппур и в битвах с легионерами-язычниками.

— Легионерами-язычниками? — удивился инспектор. — Это прямое указание на грандиозное восстание, случившееся две тысячи лет тому. В результате его Иерусалим был разрушен, а евреи изгнаны из Святой Земли.

— Именно так. А знаете, какая из иудейских группировок была самой активной в тех событиях? Знаете?

Гроссман прищурил глаза.

— Сикарии.

В комнате стало тихо: оба задумались над возможными последствиями только что сделанного вывода. Пауза была прервана прибытием двух мужчин в белых халатах с носилками. Они даже запыхались, торопясь выполнить свою миссию.

— Где покойник? — спросили они перво-наперво.

Гроссман улыбнулся и показал на Томаша.

— Вот он. Не удивляйтесь: во-первых, мы в Иерусалиме, а во-вторых, он добрый христианин, вот и воскрес!

Гости, как показалось, даже расстроились от того, что напрасно так спешили, но, присмотревшись к потенциальному покойнику, увидели раны на шее и руке и сразу оживились. Все-таки визит имел смысл.

— Это надо тщательно осмотреть, — заявил один из «белохалатников», по-видимому, главный. — Мы отвезем раненого в больницу. Пойдемте с нами!

Он взял Томаша за руку, но тот решительно выдернул ее.

— Не спешите! Минуточку!

— Куда вы пошли? Скорая ждет у отеля, — удивился один из медиков.

Историк же направился к тумбочке у изголовья и взял лист бумаги, лежавший под ночником. Взглянув на него, он подошел ближе к Арни Гроссману.

— Головорез оставил нам следующее послание.

Израильтянин взял листок и прочитал шараду, начертанную черными чернилами.

— «Veritatem dies aperit»? — он с недоумением взглянул на собеседника. — Что это, черт возьми, значит?

— Это латынь.

— Об этом я догадался! А как это переводится?

Доктора опять взяли Томаша за локоток и повели к двери. На сей раз он не оказал сопротивления. Но прежде чем выпасть из поля зрения Гроссмана, который ждал ответа, сказал философски:

— Истину выявляет время.

Ha экране телевизора актеры мастерски изображали вечную мелодраму с бразильским акцентом: местный израильский канал показывал очередной бразильский сериал. И Томаш, лежа на койке больницы «Bikur Holim» со щедро перебинтованными шеей и рукой, не без интереса следил за диалогом тропических красавиц на пляже Ипанемы ^[49]. Титры на иврите нисколько этому не мешали.

Сеанс «бразилотерапии» был прерван визитом Валентины и Гроссмана.

— Как себя чувствует наш ягненок? К закланию готов ли? — пошутила первым делом итальянка.

Достойный ответ не заставил себя долго ждать.

— Может, и ягненок, но в ощипанном виде был не я, а вы, — намекнул португалец на недавнюю сцену в номере отеля.

Валентина сделала вид, что надула губки.

— Ну, вот! Уже и пошутить нельзя.

Господин инспектор израильской полиции только понимающе хмыкнул и перешел к делу.

— Как я и предполагал, поймать разбойника не удалось. Прочесали весь квартал, но ни следа не оставил, — он заглянул по обыкновению в свой блокнот. — Удалось установить, откуда был сделан анонимный звонок, предупреждавший об опасности. Увы, из уличной кабины, — он сунул руку в карман и вытащил листок — тот самый, что был оставлен под ночником в номере. — Все, что у нас есть, — это загадка.

Он передал ее Томашу.

— Хотите, чтобы я расшифровал?

Гроссман изобразил улыбку.

— Это по вашей специальности, насколько мне говорили.

Историк глубоко вздохнул и устремил взгляд на странную картинку.

— Прежде всего отметим, что эта шарада отличается от найденных в Ватикане, Дублине и Пловдиве.

— А чем отличается? — спросила Валентина, выучившая содержание предыдущих назубок.

Томаш ткнул палец в надпись на латыни.

— Это цитата из Сенеки. Она отсылает нас к Истине.

— Это как?

— Другие загадки, как вы помните, указывали не на Истину, а на различные фальсификации и переделки Нового Завета на разных этапах истории.