Книга Дом голосов, страница 40 – Донато Карризи

Парень высоченный, сухопарый. Гладкие, прямые волосы падают ему на плечи. Массивный лоб, глубоко сидящие глаза.

На девушке зеленый комбинезон. Она сильно накрашена. Во рту сигарета.

— Это Телок, а это Искорка, — представляет мне их старик. Значит, это с ними он говорил недавно.

У Телка в руке резак, он проводит им по ладони, будто точит. Искорка держит заржавленные ножницы. Меня окружают.

— Мои детки не такие уж злые, — заверяет Черный. — Только немного беспокойные.

Парень с девушкой переглядываются, хохочут. Я снова поворачиваюсь к старику.

— Где мама и папа? — спрашиваю я со всей решимостью… Но голос у меня дрожит, они наверняка это заметили.

— Если хочешь увидеть их, ты должна нам кое-что отдать, — говорит Телок. Голос у него тонкий, как лезвие, которое он держит в руке.

— Чего вы хотите? У нас ничего нет.

— Кое-что есть, — вступает старик. — Сокровище.

Когда он произносит это слово, голос его меняется. Из жалобного становится злобным. Но у нас нет никаких сокровищ.

— Но у нас нет никаких сокровищ.

— Есть, есть.

Это неправда.

— Это неправда.

— Сундук, — невозмутимо продолжает старик. — Тот, который вы всюду таскаете с собой.

Я не могу в это поверить. Они хотят забрать Адо?

— Там не сокровище, — возражаю я. — Там мой братик.

Вся троица хохочет. Потом Черный поднимает палку, стучит об пол, и все умолкают.

— Отдай нам сокровище, и мы тебе вернем твоих родителей.

Я чувствую, как слезы подступают к глазам.

— Я не могу…

Старик молчит.

— Я не могу, пожалуйста…

Черный шумно вздыхает:

— Видишь ли, девочка, твои мама и папа не были сегодня со мной откровенны. А я очень сержусь, когда мне говорят неправду… Но хуже всего то, что они и тебе врали, и это очень огорчает меня.

— Врали мне?

Что это значит?

— Мы были знакомы раньше, до сегодняшнего дня. Я это вспомнил, я никогда не путаю запахи. Но они сделали вид, будто ничего не было… Много воды утекло с тех пор, как мы все вместе жили под красными крышами…

Под красными крышами — что бы это значило?

— Но однажды ночью они удрали вместе с сокровищем, ничего не сказав бедолаге Черному.

— На Библии клянусь: нет там никакого сокровища.

— Не богохульствуй! — кричит на меня Черный.

Меня хватают за волосы, опрокидывают на пол. Искорка обрушивается на меня всем своим весом, целит ножницами в глаз. Телок встает на колени рядом с ней и приставляет резак мне к горлу. Я чувствую, как лезвие мне царапает кожу.

— Ладно, детки, поиграли, и хватит, — унимает их старик. Но они не отпускают меня. — Теперь наша подружка нам скажет, куда закопали сундук…

— На кладбище, — бормочу я еле слышно, обмирая при мысли, что предаю доверие мамы и папы. Но больше ничего не остается.

— Где на кладбище?

— Под каменным ангелом…

Мокрую землю труднее копать, как-то сказал мне папа. Но Телок сильный, и когда он ворочает лопатой, кажется, будто земля ничего не весит. Выбрасывает ее и снова вонзает штык, не зная усталости. Искорка держит керосиновую лампу, освещает яму. Черный сидит на одной из плит, держит меня на коленях. От его слюнявых нежностей у меня мурашки бегут по коже. Каменный ангел взирает на всех нас, бессильный, как все ангелы, когда надо кому-то помочь.

— Ну, долго еще? — жалуется Искорка.

— Клянусь, если там ничего нет, я ее зарежу, — грозится ее брат, испепеляя меня взглядом.

— Есть, есть, — заверяет старик. — Наша новая подружка сказала нам правду, — утверждает он, гладя меня по волосам.

Я не уверена, что эти трое в самом деле семья. Если честно, в тот момент я вообще ни в чем не уверена. Я только хочу знать, где мои родители. Я не знаю, что с ними случилось, и страх переполняет меня. Что эти люди с ними сделали? А когда они откроют сундук и обнаружат, что там нет никакого сокровища, что они сделают со мной?

Старик приникает губами к моему уху. Его дыхание зловонное, горячее, но я все равно дрожу.

— Лиловая вдова тебя ищет… — шепчет он. — Ты особенная девочка, хотя сама этого не знаешь.

Опять это слово. «Особенная». Я не знаю, что оно значит. А эта лиловая вдова? Что ей от меня надо?

Глухой стук. Лезвие лопаты на что-то наткнулось. Вижу, как Телок соскакивает в яму и начинает рыть голыми руками.

— Посвети ему, — приказывает Черный Искорке.

Я не могу подойти, меня по-прежнему держит старик. Чуть позже слышу в могиле смех.

— Нашел, — ликует Телок.

Вижу, как поднимаются длинные руки. Вытаскивают сундук Адо и кладут его на край ямы. Искорка дает брату руку, тот вылезает. Оба оглядываются на старика, ждут указаний.

— Открывайте, — командует Черный.

Детки довольно ухмыляются.

Слепой встает, ставит меня на ноги перед плитой, сам присоединяется к товарищам. Вижу, как они пытаются вскрыть сундук. Телок резаком соскребает смолу, которой запечатана крышка, где вырезано имя братика. Потом вставляет лезвие в щель, действует как рычагом.

Я не хочу смотреть. Не хочу увидеть Адо. Просто не могу. Представляю себе, каким он стал за эти годы, что осталось от него по прошествии времени. Я до сих пор не видела мертвых тел. Боюсь того, что мне предстоит вскоре. Проклятые воры. Но скоро вы увидите, что нет никакого сокровища. Вы просто разбудите мертвого ребенка.

Крышка отлетает. Я стою за спинами троих и, хотя пообещала себе не смотреть, все-таки заглядываю одним глазком. Слепому старику тоже любопытно, он хочет знать.

— Ну что, что там? — спрашивает он.

Телок с Искоркой молча разглядывают содержимое сундука. Потом подходят к Черному, что-то шепчут ему.

Я вижу Адо. Его лицо такое красивое, совсем нетронутое. Смерть была к нему милосердна. В самом деле, кажется, будто он спит.

Яростный вопль старика пронзает ночную тьму. Он оборачивается ко мне, сверлит своими никчемными глазами. В глубине этого белесого взгляда я вижу ад. Понимаю, что нужно спасаться, это единственная возможность. Поворачиваюсь и бегу, бросаюсь в темноту.

Чувствую, как старик меня хватает за левую руку. Ногти вонзаются в плоть. Хочется кричать, но я сдерживаю дыхание, оно мне еще понадобится. Мне удается ускользнуть, но на руке остаются глубокие царапины.

— Хватайте ее, не дайте ей сбежать! — в бешенстве кричит он своим деткам.