Книга Нам, живущим. Реквием, страница 31 – Роберт Хайнлайн

В то же время, наблюдая за жизнью современного мира, слушая записи и изучая кодекс обычаев, в беседах с Дианой он обнаружил, что его мнения, доставшиеся в наследство от прежнего мира, стали меняться и что он начал оценивать ту, прежнюю жизнь с позиций гражданина современности. То, что раньше он считал естественным порядком вещей, теперь стало казаться чем-то гротескным. Ценности, сваленные в кучу под ярлыком «спортивное мастерство», теперь казались глупой показухой дикарей. Спортивные соревнования теперь располагались на оценочной шкале от безобидных, но бессмысленных игр до бессердечного садизма. Отличительные элементы чести в обществе джентльменов теперь производили на него впечатление павлиньего позерства. Но более всего он стал презирать почти повсеместный обман, полуправду и откровенную ложь, пронизывавшие жизнь 1939 года. Он осознал, что жил в мире обмана и мошенничества. Политические речи, рекламные слоганы, отвратительные проповедники-проститутки, рекламные щиты, назойливая шумиха, продажная пресса, профессора-хамелеоны, невероятный идол общества из папье-маше, визгливый неандертальский стопроцентный американизм, подстилки из контрактов, особые концессии и прочие взятки, купленные сенаторы и нанятые адвокаты, коррумпированные судьи и циничные политики… И над всем этим и во всем этом – несчастный иссушенный дух американского крестьянина, исполненного «житейской мудрости», чьи девизы – «Обмани первым или будешь обманут» и «Не давай сосункам спуска». Бедный преданный болван-переросток, который слишком рано начал иг рать со взрослыми мальчиками и приобрел массу отвратных привычек! Бедный болван, заблудившийся в коллективной лжи, ведь отец вводил его в заблуждение из лучших побуждений. Бедный болван и собственного сына будет вводить в заблуждение из тех же лучших побуждений. Столпы сообщества учат сыновей, что мужчина должен «гулять с женщиной», но женщины, на которых можно жениться, каким-то образом отличаются от женщин, с которыми «гуляешь». Мать учит свою дочь быть благодетельной и сострадательной, но желает выгнать из города свою сестру, которой досталась лучшая доля. Все это племя, лживое, лгущее и слышащее ложь, наученное почитать успех, даже успех негодяя, и презирать провалы, даже провалы героев.

Перри уже презирал «обычаи того времени» и испытывал тошноту, вспоминая о них, но он не возненавидел ни людей, среди которых он жил, ни себя за то, что был одним из них, поскольку хорошо знал этих людей, знал, что они хорошие люди с добрыми сердцами, благородные, смелые и отважные. Он знал, что любой из «болванов-позеров» бросится под колеса локомотива, чтобы спасти ребенка, что бесчестный продавец недвижимости накормит обедом голодного человека и что амбициозная мать будет голодать, чтобы купить своей дочери вечернее платье. Он знал, что доброта и щедрость встречались столь же часто, как обман и жестокая конкуренция. Перри осознавал, что даже у одного из тысячи не было шанса проявить свой потенциал достойного и честного существа. Он понимал, что обычные люди 1939 года были слишком слабовольными и слишком наивными, чтобы восстать против системы, в которой оказались.

Более всего Перри преклонялся перед американцами «своего периода» за то, что в них уже был потенциал 2086 года. За короткие полтора века эти бесчувственные, добросердечные, легковерные, вероломные деревенщины, спотыкаясь и продвигаясь зигзагом, создали культуру, которой можно гордиться. Так или иначе (теперь объяснения Каткарта казались ему слишком простыми), вечное стремление старших поколений ради своих детей изменить ситуацию к лучшему принесло плоды. Возможно, одного этого было достаточно. Возможно, испытывать желание сделать мир лучше для наших детей и для детей наших детей и означает обрести бессмертие и стать божествами.

Дни шли, и Перри имел множество возможностей рассмотреть эту, новую для него, культуру, услышать рассказы о ней и увидеть ее в своем «театре теней». Он посетил социалистический штат Висконсин, создавший собственные обычаи в рамках Федерации. Они с Дианой провели несколько дней в штатах Залива, где по-прежнему существовали крупные группы чернокожих людей, не ассимилированных белым большинством. Здесь он обнаружил культуру столь же свободную, как и в остальной части страны, – возможно, не столь механизированную, но, несомненно, более яркую, отличающуюся социальным тактом, жизненной энергией и наполненную разнообразными видами искусства.

Постепенно Диана знакомила Перри со своими друзьями и помогала ему преодолевать сложности адаптации к новым социальным обычаям. После нескольких недель, проведенных в легкой, приятной и непринужденной атмосфере круга ее знакомых, он почувствовал, что способен находиться в любой компании, не объясняя особенных обстоятельств своей жизни. Диана согласилась, что он уже готов общаться на равных с представителями цивилизации второй половины двадцать первого века. Перри пришлась по душе склонность здешних людей к уединению, такой образ жизни подходил и ему, и он решил не увеличивать число тех, кто был в курсе его истории.

Однажды утром, примерно через шесть недель после его прибытия, Диана объявила, что ждет гостя. Перри посмотрел на нее с интересом:

– Кто это? Мы знакомы?

– Нет. Это молодой человек по имени Бернард. Когда-то мы были очень близки. Он к тому же танцор, и мы одно время были партнерами.

– Что ты хочешь сказать этим «были очень близки»?

– О, я им увлеклась. Мы жили вместе почти год.

– Что?!

– О Перри, что случилось?

– Что ты хочешь сказать? Хочешь сказать, что жила с ним в том же смысле, в каком мы сейчас живем вместе?

Ее лицо потемнело.

– Ты не имеешь права задавать подобные вопросы, но я отвечу. Мы жили вместе как мужчина и женщина, как сейчас живем с тобой.

Перри сердито ходил взад-вперед по комнате. Наконец он повернулся к ней:

– Диана, это такой способ сказать, что ты меня бросаешь?

Она потянулась к нему и, повинуясь импульсу, положила ладонь на его руку:

– О нет, дорогой. Нет же, нет.

Он отмахнулся от ее руки:

– Тогда почему ты пригласила сюда свою старую любовь? Ты пытаешься меня унизить?

Его лицо побелело от напряжения.

– Перри, Перри, дорогой! Ничего такого. Что ты себе вообразил? Он приезжает, потому что у него есть повод для этого. У нас с ним контракт на серию совместных танцев. Он приезжает, чтобы поработать над хореографией и прорепетировать.

– Почему я об этом ничего не знал?

– Не было повода это обсуждать, Перри. Мы подписали контракт той осенью, а первое выступление будет только в мае. Но теперь нам нужно репетировать.

Перри поднял глаза, его лицо слегка просветлело.

– Ты любила его, Диана?

– Немного. Не так, как я люблю тебя, Перри.

– И он ничего для тебя не значит, совсем ничего?

– Я бы не сказала так. Мне он все еще очень дорог, и он был со мной нежен. Просто мы надоели друг другу и разошлись, но я по-прежнему считаю его верным другом.