Онлайн книга «Двойная осторожность»
Я подошел к барьеру и с бессильной яростью смотрел, как Террибау финишировал в полном соответствии со своей формой: двенадцатым из пятнадцати. Я уныло подумал, что Тед Питтс мог с тем же успехом пихнуть меня под грузовик. Я все-таки видел Анджело в тот вечер. Как и все, кто не ушел домой после шестой скачки. Анджело находился в эпицентре скандала возле весовой. Вокруг собралась толпа народа, состоявшая из нескольких букмекеров, множества зевак и нескольких работников ипподрома. Лица у последних были озабоченными. Все споры между букмекерами и их клиентами традиционно разрешались именно здесь, и разрешал Их работник жокейского клуба, именуемый инспектором ипподрома. Анджело, похоже, дал ему по морде. Бурлящая толпа немного расступилась, переместилась, и я неожиданно оказался в первых рядах, так что мог видеть все происходящее. Инспектор ипподрома держался за подбородок и еще пытался что-то объяснять, шестеро букмекеров дружно доказывали, что деньги, раз поставленные на кон, назад не отдаются, а Анджело размахивал стиснутым кулаком и требовал, чтобы ему отдали его деньги. — Меня надули! — орал он. — Все вы тут жулики! Меня обокрали! — Вы сделали ставку! — вопил букмекер, потрясая пальцем перед носом у Анджело. Анджело укусил его за палец. Букмекер, разумеется, взвыл громче прежнего. Человек, стоявший рядом со мной, расхохотался, но большинство зрителей не были столь объективны и мгновенно разделились на партии. Казалось, не хватает только искры, чтобы вспыхнула всеобщая свалка. В толпе, орущей и потрясающей кулаками, появились два полисмена, оба очень молодые и хрупкие, явно не противники закаленному тюрьмой Анджело. Инспектор ипподрома сказал что-то одному из них — что именно, я не слышал из-за общего гама, — и Анджело, собравшийся взмахнуть рукой, внезапно обнаружил у себя на запястье наручники. Он так взревел от ярости, что из-под крыши весовой взлетели вспугнутые голуби. Он рванулся всем телом, и мальчишка-полицейский, застегнувший другую половину наручников у себя на руке, упал на колени. Казалось вполне возможным, что Анджело просто схватит его под мышку и убежит вместе с ним. Но второй констебль пришел на выручку товарищу. Он что-то решительно сказал Анджело и достал из нагрудного кармана рацию, чтобы вызвать подкрепление. Анджело оглядел кольцо зевак, сквозь которое ему было явно не пробиться, посмотрел на неожиданно расторопного полицейского, который поднимался с колен, на кипящих букмекеров, выражавших всемерное одобрение происходящему, и наконец увидел меня. Он шагнул в мою сторону с такой силой, что не успевший выпрямиться полисмен снова потерял равновесие и упал на спину, неловко вытянув над головой руку в наручнике. Во всем облике Анджело вдруг проявилась такая угроза, нечто столь непохожее на обычную ипподромную ссору, что толпа притихла, и все уставились на него с каким-то подсознательным ужасом. Он, казалось, вырос и разбух от переполнявшей его чудовищной жестокости, и, хотя слова его были самые обычные, голос его был грубым и жутким, словно у сказочного великана. — Ты! — медленно произнес он. — Ты с твоим траханым братцем... Тут он, видимо, сообразил, что вокруг — целая толпа обратившихся в слух свидетелей, и потому не произнес вслух того, что было у него на уме, но я слышал 'это так же отчетливо, как если бы его крик разбудил соседние холмы. «Я тебя убью. Я убью тебя!» Я уже слышал это от него, но никогда прежде — с такой беспощадной неумолимостью. Это была уже не угроза, а обещание. Я смотрел на него так, словно не слышал этого немого крика, словно не видел его в глазах Анджело. Однако он кивнул со злобным удовлетворением, презрительно передернув плечами, обернулся к встающему с земли полисмену и рывком поднял его на ноги, после чего, не сопротивляясь, зашагал между двумя констеблями к полицейской машине, въезжавшей в ворота. Машина остановилась. Полицейские усадили его между собой на заднее сиденье и увезли, а непривычно молчаливая толпа принялась рассасываться и расходиться. Чей-то голос — я узнал валлийский говор Тэффа — сказал мне в ухо: — А знаете, с чего все началось-то? — С чего? — спросил я. — Букмекеры с дешевых рядов сказали Анджело, что он настоящий лох. И вроде как посмеялись над ним. Поддразнивали его, но поначалу так, подоброму. Они ему говорили, что с удовольствием будут брать у него деньги, потому что если он думает, что приобрел систему старого Лайэма О'Рорке, то его надули, обули, обвели вокруг пальца и натянули ему нос. «Великий боже!» — Ну и вот, и этот Анджело вспылил и потребовал, чтобы ему вернули деньги. — Понятно, — сказал я. — Да, — жизнерадостно сказал Тэфф, — лучше бы эти болваны держали язык за зубами. Ведь этот Анджело был курицей, что несла золотые яйца, а теперь он, похоже, нестись перестанет. Я ехал домой с таким ощущением, что на шее у меня затягивается петля. Что я ни делал для того, чтобы распутать этот узел, выходило так, что я еще больше запутывался. Теперь он никогда не поверит, что я его обманул не нарочно. Даже если я в конце концов сумею добыть ему настоящую систему, он никогда не простит мне проигранных денег, насмешек букмекеров и этих наручников. В полиции Анджело задержат максимум на сутки: вряд ли его отправят обратно в тюрьму за одну оплеуху и скандал. Но для него эти сутки, проведенные в камере, добавятся к счету за те дни и ночи, что он просидел у меня в чулане, и если по выходе из тюрьмы он был достаточно зол, чтобы напасть на меня только за то, что я брат Джонатана, насколько же злее он будет теперь! Когда я наконец приехал домой, Касси давно уже была дома и радостно сообщила, что завтра с нее обещали снять гипс. Она на целый день отпросилась с работы и распрощалась с прилипчивым джентльменом в полной уверенности, что сразу сможет водить машину сама. Пока я варил макароны на ужин, она сидела и что-то мурлыкала. Я отрешенно поцеловал ее, подумал об Анджело и от всей души пожелал ему сдохнуть. Когда мы сидели за ужином, зазвонил телефон. Это, как ни странно, оказался Тед Питтс, звонивший из Швейцарии. И тон его был холоден, словно Альпы. — Наверное, мне стоит извиниться... — сказал он. — Очень любезно с вашей стороны. — Джейн на меня очень сердита. Она потребовала, чтобы я немедленно позвонил вам. Сказала, что дело срочное. Поэтому я позвонил. Прошу прощения и все такое. — Я просто не мог понять, зачем вы это сделали, — безнадежно сказал я. — Зачем я переменил оценки? — Да. — Вы, конечно, думаете, что я подлец. Джейн говорит, это такая подлость, что ей за меня стыдно. Онапросто вне себя. Она говорит, что всем своим богатством мы обязаны Джонатану, а я так подставил его брата. Она даже не хотела со мной разговаривать. |