— Что ж, понятно, — кивнула Мейси, постукивая ручкой по ладони. — А не могли бы вы описать нам эту главную картину?
Джорджина покачала головой:
— В том-то и дело, что нет. Насколько я знаю, целиком ее никто никогда не видел. Ник строго хранил секретность. Именно поэтому он задержался в галерее допоздна — хотел самостоятельно все смонтировать. — Джорджина задумалась, прижав пальцы к губам, и добавила: — Единственное, что я знаю, — она состояла из нескольких частей.
— Мне показалось, вы говорили, что он работал над ней перед смертью. Разве она к тому времени не висела в галерее?
— Нет-нет, простите, если я вас запутала! Я имела в виду, что он работал над ее установкой: стоял на лесах и вбивал в стену крючья, на которых должны были держаться части картины, когда придет время их соединить. Ник хранил картину в Лондоне, хотя понятия не имею, где именно, честное слово.
— А кто может иметь понятие? Свенсон?
Джорджина покачала головой:
— Никто не может найти никаких зацепок и уж тем более не знает точного адреса. Вроде бы у Ника был какой-то склад… Ему хотелось держать картину в тайне как можно дольше, чтобы подогреть к ней интерес — ну, проще говоря, чтобы все рты пораскрывали.
— Понятно, а…
— Беда еще и в том, — перебила Джорджина, — что он уже обещал большую часть коллекции — конечно, кроме самой главной картины — одному коллекционеру его работ, можно сказать, за глаза.
— То есть кто-то предложил купить их, не посмотрев заранее?
— Да, покупатель видел эскизы, но не готовые картины.
— Предложение было выгодное?
Джорджина кивнула:
— Насколько я знаю, речь шла о десятках тысяч фунтов.
Мейси вытаращила глаза и взглянула на Билли, опасаясь, что тот потеряет сознание.
— За картины?!
Джорджина Бассингтон-Хоуп пожала плечами.
— Люди готовы платить большие деньги, если ожидают, что работы значительно вырастут в цене. Тем более покупатель не испытывает недостатка в средствах и уже внес Свенсону задаток.
— И кто же он?
— Рэндольф Брэдли. Американец, живущий в Париже, хотя в Нью-Йорке у него тоже есть дом.
Джорджина провела пальцами по волосам и отвернулась.
— Вскипячу-ка я снова чайник, — решил Билли.
Он вышел из комнаты, захватив с собой поднос. Мейси молча проводила его глазами. Хотя раздражение Билли при мысли о том, что такие суммы переходят из рук в руки в столь тяжелые времена, было вполне понятно, ей не понравилось, что он ушел из кабинета и оставил ее в одиночку поддерживать ничего не значащую беседу.
— Отдельные части? Это что, похоже на детскую мозаику, мисс Би-Эйч?
Билли поставил себе и Джорджине чашки, а Мейси — ее привычную оловянную кружку. Налил всем чаю и сел за стол, приготовившись снова делать записи. Видя, что он взял себя в руки, Мейси тоже успокоилась.
— Пожалуй, — кивнула Джорджина. — До войны Ник изучал искусство в Европе. Когда объявили войну, он был в Бельгии, пришлось спешно оттуда возвращаться. Именно там, в Бельгии, его очень заинтересовали триптихи.
— Триптихи? — хором переспросили Мейси и Билли.
— Да, — подтвердила Джорджина. — Такие картины из трех частей: главная по центру, две створки поменьше — по бокам. Сюжеты на створках обычно дополняют или каким-то образом разъясняют то, что нарисовано посередине.
— Вроде как зеркало-трельяж, мисс Би-Эйч?
— Похоже, — улыбнулась Джорджина. — Хотя больше, наверное, похоже на витраж в церкви. Кстати, триптихи часто пишутся на религиозные темы, хотя многие из них довольно жестоки — войны, казни каких-то известных людей своего времени…
— Да, я видела триптихи в музеях. — Мейси сделала пометку, чтобы не забыть вернуться к биографии Николаса Бассингтон-Хоупа, как только станут ясны все подробности его гибели. — Итак, что, по мнению официального следствия, случилось с вашим братом в галерее?
— Вдоль главной стены были возведены леса, или, если хотите, подмостки. Остальные картины, поменьше, Ник уже развесил и, как я уже сказала, готовил стену для самой главной.
— Он занимался этим в одиночку?
— Да, по собственному желанию. Хотя ставить леса ему помогали.
— Кто? Свенсон нанял рабочих?
— Нет. То есть обычно он, наверное, так и делает. Но не в этот раз.
— Почему?
— Вы не знали Ника, — покачала головой Джорджина. — Ему было необходимо все сделать самому, чтобы удостовериться, что подмостки выстроены в нужном месте, достаточно прочны и ни в коем случае не поцарапают картину.
— И кто же ему помогал?
— Друзья, Алекс и Дункан.
— Алекс и Дункан?
Мейси бросила взгляд на Билли, чтобы удостовериться, что тот записывает. Если оба будут делать пометки, меньше вероятность что-нибудь забыть или перепутать позже, когда придет время разбираться с полученными сведениями.
— Алекс Кортман и Дункан Хейвуд. Тоже художники, соседи Ника по Дандженессу. Еще один друг, Квентин Трейнер, не смог приехать — подвернул ногу. Споткнулся, когда вытаскивал лодку на берег. Обычно они приходят на помощь все втроем. Вроде как художник художника всегда поддержит и так далее.
— И все живут в Дандженессе, в Кенте? Там ведь довольно уныло и малолюдно, если я не ошибаюсь.
— А в это время года небось еще и промозгло! — вклинился в разговор Билли.
— Зато тихо. Им нравится, торчат там уже несколько лет. Когда закрылась железная дорога из Рая в Дандженесс, — то ли в двадцать шестом, то ли в двадцать седьмом году, — железнодорожные вагоны распродавались чуть ли не по десять фунтов за штуку. Несколько художников приобрели их и поставили на берегу в качестве домов и студий. — Джорджина осеклась и продолжила чуть надтреснутым голосом, так, что Мейси и Билли должны были наклониться к ней, чтобы расслышать: — Я называла это место «берегом выброшенных душ». — Она откинулась на спинку стула. — Художники — люди тонкие и ранимые, государство забыло о них, как только те сделали для него грязную работу, а теперь они годами не могут прийти в себя.
— В каком смысле? — уточнила Мейси.
Джорджина подалась вперед.
— Ник, Квентин, Дункан и Алекс познакомились и крепко подружились еще в школе Слейда
[30]. И во Францию попали тоже все вчетвером. Ника ранило в битве при Сомме, после выздоровления он стал работать в отделе пропаганды, поскольку к строевой службе был уже не годен. Там же оказался и Алекс. Потом Ника вновь отправили во Фландрию в качестве военного художника. — Она покачала головой. — Все это изменило его до неузнаваемости, вот почему он вынужден был уехать в Америку.
