Книга Отборная попаданка архидемона. Книга 2, страница 39 – Любовь Свадьбина

Леонхашарт приближается к стеклу так близко, что его дыхание оставляет на поверхности белесый след.

— Юма. Анастасия под моей защитой, если еще раз попробуешь ее украсть, накачаешь снотворным, каким-нибудь препаратом, сделаешь что-нибудь против ее воли — я тебе устрою судебное постановление по спиливанию рога, а если тебя не остановит ополовинивание твоего магического потенциала, я тебе и второй рог спилю уже лично. Поняла?

— Да, я же не тупая, — напоминает Юмаат. — Но ты мне дашь исследовать ее под твоим присмотром? Тебе самому разве не интересны ее свойства как полукровки? А если размножиться с ней решишь, тебе совсем-совсем не любопытно, что она из себя представляет?

Размножиться — от такой формулировки Леонхашарта коробит.

— Мое размножение тебя не касается, Юма, просто не трогай Анастасию.

— Ну как это не касается? Ты же архидемон, а она — наполовину эеранский маг, если вы станете размножаться, результат этого станет достоянием науки. Вы все просто обязаны будете дать себя исследовать.

— Рога спилю, — повторяет Леонхашарт.

— Наука требует жертв, — с нездоровым энтузиазмом сообщает Юмаат. — Я готова, если дашь вас и результат размножения исследовать.

«Это серьезно, ее ничто не остановит… — с ужасом понимает Леонхашарт. — Как бы не пришлось мне дракона ей добывать, чтобы оставила нас в покое. Да, придется где-то достать дракона…»

И тут в голову Леонхашарта приходит гениальная идея, он опять приближается вплотную к стеклу:

— Юма, я узнал одну важную вещь о секторе Возмездие.

— Какую? — она приподнимает темно-красные брови.

— Они завезли дракона.

Ее глаза округляются, на рогах проскальзывают красные искры.

— Держат его у себя, никому не показывают. Я хочу выведать, чем они там занимаются, что планируют, и если ты мне поможешь с этим и проникновением на территорию сектора, я помогу тебе украсть дракона.

Юмаат в таком ступоре, что Леонхашарт сомневается, слышала ли она его. Но тут Юмаат отмирает: облизывает губы, нервно потирает рога и уточняет:

— Уверен?

— Да. Предлагаю совместную операцию: мне — информация, тебе — дракон.

Судорожно кивая, Юмаат бормочет:

— Да-да-да, я начну готовиться. Наверное, надо взломать их компьютеры. И подкупить ученых. Можно даже похитить…

Леонхашарт облегченно выдыхает: «Ближайшее время от внимания Юмаат Настя спасена. Осталось приструнить Аншаарти, Фламентину и Амбероуз. Наверное, придется надавить на их отцов: пусть держат дочерей в узде, а еще лучше — выдадут замуж, если уж тем настолько хочется супружеской жизни».

— Ты не пожалеешь, что взял меня в долю! — Юмаат хлопает в ладоши.

Но Леонхашарт ее энтузиазма не разделяет: с ней ведь работать примерно так же спокойно, как с ящиком нитроглицерина.

* * *

Вой побудки утром опять напоминает, что мои каникулы закончились. Открываю глаза, и первая мысль: как же здесь тесно. И ванной комнате тоже тесно. Как к хорошему быстро привыкаешь: пожила в роскошных апартаментах всего ничего, а стандарты уже поменялись.

Чистя зубы, смотрю на свое отражение… вдруг на меня накатывает осознание, что роскошные апартаменты я посыпала мукой, пытаясь отыскать Юмаат, и опять хочется стукнуться лбом о что-нибудь твердое.

Рядом вздыхает невидимая Саламандра: она теперь часто возле ванны вздыхает, переживает, что та стала тесной.

Иногда на меня накатывают такие вспышки стыда, что просто жутко становится. Или пронзает почти ужас: я полувампир, а вдруг у меня клыки полезут и жажда крови появится? Как-нибудь проснусь и обнаружу, что грызу чью-нибудь шею. Катари, например, она у нас нежная, вряд ли успеет отреагировать. Или попытаюсь куснуть Манакризу и останусь без зубов. Ну ведь ужас же! Меня передергивает. Такое чувство, что вколотая мне гадость до сих пор влияет на эмоции.

Остается надеяться, что скоро все пройдет — и продолжать жить обычной жизнью.

Но как ее продолжать, если по пути на завтрак, здороваясь со знакомыми и перекидываясь ничего не значащими фразами, я снова вспоминаю блинчики с сиропом… и Леонхашарта в фартуке. И его кофе. Здесь такого даже близко не подают. Одно утешение: для фигуры студенческая пища явно полезнее, чем его сласти. М-м, каша — то что надо для здорового питания.

Привычно бормочет телевизор, звенят столовые приборы, гудят голоса — в секторе четвертого факультета все по-прежнему.

Блинчики были такими вкусными…

«Может, напроситься к Лео в гости? — едва подумав, тут же ругаю себя. — Хватит о нем вспоминать! Сама себе блинчики испеку».

Эх… не только к сердцу мужчины путь лежит через желудок, похоже. Пора с этим что-то делать, а то карантин закончится через три дня, и к этому времени я должна вернуть ясность мысли и холодность сердца.

Едва усаживаемся за стол, Лисса наклоняется ко мне и шепчет:

— Ты сама не своя, что случилось?

Да вот прижилась в доме у одного рогатого, назад что-то хочется.

— Еда такая пресная, — нарочито вздыхаю.

— Есть такое, — соглашается Лисса.

— Хорошая еда. — Манакриза всегда ест с аппетитом. — Просто отличная. О, кстати, наш знакомый… — она кивает на экран.

Развернувшись, наконец, прислушиваюсь к словам ведущего:

— …отработку назначенных Архисоветом общественных работ. Как всегда в случае с лордом Шаакараном. не обошлось без прекрасных женщин.

Улица, которую показывают в новостях, действительно перегорожена толпой демониц. Кто с опахалами, кто с зонтами, едой, водой, косметикой, тащат за собой шезлонг.

Сначала Шаакарана показывают со спины: он идет с метлой, а потом камера смещается в сторону и заходит в фас, я чуть не давлюсь от смеха: лицо котика скрыто черной пластиной, как у Леонхашарта, только глаза сияют не красным, а голубым.

— Это он архисоветника изображает? — удивляется Лисса.

— Ему не идет, — Манакриза зачерпывает еще каши. — Эта лицевая пластина не подходит по цвету, и к ушам тоже не подходит.

Уткнувшись в ладонь лицом, тихо хихикаю: ну котик, ну… артист!

— Особым условием было, — продолжает ведущий, — чтобы лорд Шаакаран сам выполнял все предписанные работы.

Поднимаю взгляд на экран:

Ну Шаакаран и выполняет: медленно-медленно примеряется к бортику тротуара, дергает хвостом, направляет метлу. Оглянувшись на группу поддержки, что-то говорит, ему показывают, как надо мести. Он коротеньким движением взмахивает метелкой по тротуару, еще раз. Остановившись, трагично прикладывает руку ко лбу, будто в предобморочном состоянии уже. Его сильнее обмахивают опахалом и протягивают бутылку воды.