Онлайн книга «Попаданка ледяного дракона»
«Тут понадобятся не только цепи, – размышляет он, поднимаясь по тёмным ступеням. – Но и снотворное, и связывающие заклинания… он настоящий дракон». Империя Эрграй, пригород Нарнбурна, зона влияния Академии драконов Весь вчерашний день я долбила вырытый амфитеатр одиночными чёрными лезвиями. Как только разносила его земляные стены, блеклолицый, сероволосый маг восстанавливал их и каждый раз всё сильнее уплотнял камнями. Мои навыки владения Семиглазкой увеличивались пропорционально его стараниям, так что вечером я особо сильным ударом разнесла не только проложенную камнями землю, но и стену вокруг парка. Свобода, соблазнительно показавшаяся в прорехе полями и далёким лесочком, была недосягаема: отец, как всегда, наблюдал за тренировкой. Осмотрев разрушения, кивнул: – Молодец. На сегодня достаточно. Завтра переходим к следующему этапу. «А за хорошее поведение он меня напротив кровати поставит?» – канючила коса. На переведённый отцу вопрос он ответил: – Только если глазами к стене. «Это нечестно», – взвыла Семиглазка. Но, полежав ночь за ширмой в спальне отца, на следующий день она, в надежде увидеть его обнажённым, опять была готова к свершениям. Мои уверения, что ничего особенного под одеждой нет, пыл Семиглазки не охладили. Сегодняшняя тренировка, впрочем, оказалась куда менее утомительной, чем предыдущая: концентрация удара в одно лезвие получалась на автомате, а суть нового этапа состояла в том, чтобы использовать для удара не свою магию, а магию сторожащих дом чудовищ. Мне и делать почти ничего не пришлось: Семиглазка взяла на себя поглощение и аккумуляцию магии, мне оставалось только повторять за ней, а магу земли – наворачивать всё более мощные укрепления, которые мы раз за разом сносили. Магия, в общем, оказалась сродни любому другому виду спорта: сначала ты повторяешь-повторяешь-повторяешь, потом делаешь, не задумываясь. Только тут надо ориентироваться не на физические ощущения в мышцах, а на движение магии внутри тела. Но это ощущение похоже на ощущения от физических упражнений, когда следишь за ними, чтобы выполнять всё правильно… Такие мутно-устало-просветлённые мысли ползут в голове, пока я мою под душем голову и неожиданно измученное тело. Усталость, монотонность льющейся воды, неспешные размышления – всё это расслабляет, вытравливает ощущение угрозы. Я наблюдаю за стекающей по дну ванны пеной. Пена мерцает, как снежинки… Как хорошо было, когда вокруг лежал снег и рядом был Саран. Мы сидели с ним в воде, и казалось, мира вокруг нет, никого нет, кроме нас. Он касался будто не только тела, но и души. Невыносимо, до боли в сердце хочется прижаться к Сарану, оказаться в объятиях, услышать его голос, и даже просто молчать с ним. Спазм сдавливает горло, меня всю сотрясает, слёзы неудержимым потоком проливаются на лицо. Их так много-много, нескончаемых, горьких. Крик нарастает в груди, рвётся наружу пронзительный зов, невыносимое желание во все лёгкие прокричать: Саран! Затыкаю рот ладонью. Дрожь продолжает колотить тело не только от ломающего волю желания немедленно увидеть Сарана, но и от осознания, что бешеный всплеск эмоций мог передать мысли о нём отцу. Тихо-тихо-тихо. Сосредотачиваюсь на текущей воде, на её шуме. Считаю. До ста. До двухсот. До тысячи. Дальше. Чётко представляя цифры, думая только о них, пока дыхание не приходит в норму. Нельзя думать о личном. Нельзя думать об истинных желаниях. Я должна думать о том… что отец не так плох, и Орден-Культ не так ужасен, о том, что мне не к кому и некуда бежать – только так можно усыпить его бдительность. Только так есть надежда поймать удобный момент и сбежать. Но, понимая важность очищения мыслей, вытравить тоску по Сарану и надежду на удачный побег так сложно, страшно, почти невозможно. Я мысленно пою песни, до боли скоблю себя мочалкой, повторяю стихи, восстанавливаю в памяти обрывки из учебника Ордена, из книг в библиотеке Лаэра. Думаю о драконе, которого мне то ли надо, то ли не надо побеждать, об Академии, Ордене, дуэли отца с Огемаром. И под давлением мыслей опасные воспоминания и надежды тонут, уходят на самое дно сознания – туда, где, надеюсь, отец никогда их не найдёт. Волосы после неистовых намыливаний встрёпаны ужасно. Ополоснувшись, промокнув тело полотенцем и накинув тёплый халат, выхожу в неосвещённую комнату, на ходу с трудом распутывая влажные пряди. Устраиваюсь у трюмо и берусь за расчёску. Непонятная тревога наполняет меня, сжимает всё внутри, царапает сердце. Заставляю себя приводить волосы в порядок, но единственное, чего хочется – бежать. Сорваться с места и бежать без оглядки. Это желание удушает, одуряет настолько, что не сразу осознаю – это из-за музыки. Тревожно-надрывно-печальная струнная мелодия просачивается сквозь ставни в мою спальню, сжимает сердце и проникает в мозг, наполняя его первобытным ужасом. На несколько мгновений лишаюсь способности дышать – так сдавливает рёбра невыразимой тоской, болью, мукой. И по щекам быстро-быстро текут казалось пересохшие слёзы. Что это за музыка? Зачем она здесь? Кто играет её и с какой недоброй целью? Всхлип вырывается из груди. Отбросив расчёску, отскакиваю от трюмо. Дышать невозможно, паника гонит прочь из комнаты. В доме темно. Удушающе. Прочь! Бежать! Протяжные стоны струн бьют по нервам, в спину, в сердце, разрывает голову изнутри. На полу возле лестницы темнеет скорчившийся человек. Лакей. Хнычет, уткнувшись в сгиб локтя. Перелив струн бьёт под колени, я падаю на паркет. Холод гладкого дерева доходит до кожи будто издалека. Тело слушается плохо. Медленно, с трудом переставляю руки и ноги всё ближе к мужчине. Язык заплетается, но я выдавливаю слово за словом: – Что случилось? На нас напали? – Хозяин, – подвывает лакей (тот самый, что принёс мне еду в первый вечер) и шумно всхлипывает, трясётся всем телом. – Они убили его, убили. Назвали предателем и убили. Он сам… сам взял нож. Смотрел на них и перерезал себе горло. Медленно. Он запрещал держать в доме слишком острые ножи, будто предчувствовал, и ему пришлось так долго себя резать… и все, все кто сопротивлялся, все они резали себе шеи так медленно… Лакей заходится в крике. Отшатнувшись, прижимаюсь к стене. Бежать. Отсюда надо бежать. Проклятая мелодия продолжает бить в мозг, в сердце. Ужас подкатывает комом к горлу. Бежать! До крови закусив губу, ползком продвигаюсь дальше. Лестница. Пилястры. Держаться за них. Ступень за ступенью. Руки подгибаются, и я скатываюсь вниз, едва удерживая подбородок над ступенями. Даже когда внизу стукаюсь им об пол, не больно. Просто страшно. |