Книга Встретимся в раю, страница 44 – Хейне Баккейд

– У тебя нездоровый вид, – говорит она, осторожно дуя на чашку.

– Плохо себя чувствую. Твой будущий муж позаботился, чтобы таможенники в Гардермуэне забрали мои таблетки и хорошенько проверили мое здоровье.

– Тебе что-нибудь нужно? – Она ставит чашку обратно на стол.

– А что у тебя есть?

– «Валиум». И «Имован», если нужно поспать. Могу застелить постель в гостевой.

– Нет необходимости… – Я не успеваю закончить, как она уже возвращается с наполовину полным блистером и высоким стаканом воды с кубиками льда. Ставит стакан и кладет таблетки на стол рядом со мной.

– Я включила воду. Тебе бы принять душ. – Она кивает на дверь, из которой только что вышла. – Дам тебе какую-нибудь одежду Гуннара, пока твоя будет в стирке. Его бритвенные принадлежности в шкафчике под раковиной слева.

– Он знает, что я здесь? – спрашиваю я, выдавливая таблетки из блистера и запивая ледяной водой.

– Конечно. – Анн Мари опять берет чашку в руки. – Звонил недавно.

– Что сказал?

– Что ты зайдешь. – Она слегка пожимает плечами. – Чтобы о чем-то меня спросить.

– Кто-то пытался убить меня, – начинаю я, но сразу же понимаю, что допустил ошибку.

– И ты пришел сюда спросить, я ли это?

– Я видел тебя, Анн Мари. У ресторана.

– Кто она?

– Милла Линд. Я работаю на нее.

– Спишь с ней?

– Нет, – лгу я.

Анн Мари складывает руки на груди.

– Значит, ты пришел сюда спросить меня о чем-то? Так не сдавайся. Ты почти у цели. – Ее взгляд нейтрален, голос мягок, сдержан, она почти шепчет, будто только так может сказать то, что должна, чтобы не сорвать маску. – Спрашивай. Я хочу, чтобы ты спросил о том, ради чего пришел.

– Это ты сделала? – шепчу я.

– Сволочь! – Она кидает диванную подушку через стол. Подушка попадает по стакану, и тот опрокидывается. Вода брызгает мне на брюки и образует лужу между моих ног на полу.

– Извини меня, – начинаю я и встаю, чтобы уйти.

– Нет! – Анн Мари вскакивает с дивана и подходит ко мне. – Не уходи. Останься. – Она кладет руку мне на грудь. – Можешь принять еще, – она бросает взгляд на блистер на столе. – У меня еще полно. Можешь выпить их все.

– А «Окси» есть? – я утратил остатки совести, вот в чем проблема. Жизнь проста у тех, кто пользуется другими.

Она качает головой и подходит на полшага ближе.

– Но я могу достать. Останься, поспишь в гостевой, а утром я все достану.

«Валиум» начал действовать, я уже чувствую себя спокойнее, меня клонит в сон, но этого недостаточно. Без «Окси» я лишь получеловек. А я снова хочу стать целым.

– Ладно. Я останусь до прихода Гуннара.

– Прими душ, – просит Анн Мари, косо улыбаясь и отступая на шаг назад. – Она указывает на дверь на другом конце гостиной. – Я принесу полотенце и одежду.

Ванная белоснежная. Двойная раковина, белая плитка на стенах и тяжелый мрамор на полу. Я жду Анн Мари с одеждой и полотенцем, принимаю еще две таблетки «Валиума», раздеваюсь и встаю под душ. Я понимаю, что надо было развернуться в дверях и не оглядываться. Анн Мари сделает все, чтобы я остался, и я останусь, ради ее таблеток. Не знаю, откуда у нее столько, но и спрашивать не собираюсь. Вдруг мне приходит в голову, что Ульф прав, я не умею дозировать злоупотребление и сохранять баланс. Злоупотребление. Боже, я даже перенял у него это слово. Злоупотребление таблетками. Как бесконечно трагично. Нет, трагикомично. Я трагикомический герой, злоупотребляющий таблетками. Я даю этим словам слиться с равномерным потоком из душевой лейки и унестись через вытяжку в стене, прежде чем снова нахожу равновесие. Видимо, все дело в «Валиуме», сам по себе он недостаточен, дело не в таблетках, а в балансе, как я уже много раз говорил. Бензодиазепин без опиатов – яд, бессмысленное притупление остроты чувств и боли в теле. Вот почему я должен остаться здесь, пока бывшая жена не принесет «Оксикодон». Она поможет, а мне нужна максимальная помощь, которую я могу получить. Да, это так. Это правда.

Я выключаю воду, вытираюсь, обматываю полотенце вокруг талии и сажусь на корточки в поисках бритвы Гуннара.

– Все нормально? – вдруг Анн Мари появляется в дверях. Ее взгляд скользит по моему лицу и спускается вниз по плечам и груди. – Что это? – она указывает на шрам от гарпуна Харви.

– Еще парочка царапин. Где бритва?

– Он не пользуется электрической. – Анн Мари закрывает за собой дверь и подходит ко мне. Качает головой и выдавливает улыбку. – У него станки.

– Конечно. – Я отхожу в сторону, и Анн Мари садится на корточки передо мной. Естественно, Гуннар Уре – из тех стальных мужчин, считающих бритье станком утраченной формой искусства, в противоположность электрической кастрации, которой общество подвергает альфа-самцов.

– Вот. – Она встает с новым станком и флаконом синего геля. – Садись.

– Я сам справлюсь, – возражаю я и протягиваю руку, чтобы забрать у нее станок.

– Нет, – она прижимает его к себе. – Я хочу.

– Ладно. – Я сажусь на стул и выдвигаю подбородок вперед. – Будь осторожна вокруг шрама.

– Да, Торкильд. – Глаза Анн Мари следуют за движениями руки, пока она размазывает ею голубую пену по моему лицу. Только теперь я вижу, что Анн Мари сняла бюстгальтер перед тем, как войти, чтобы грудь обнажилась, когда она ко мне наклонится.

– Когда придет Гуннар? – спрашиваю я, протягивая руку проверить время на часах, которые лежат на раковине. Не хочу, чтобы он заглянул в ванную, пока я тут сижу в его голубой пене для бритья с полотенцем на талии, его свежевыстиранная одежда красиво сложена на полу, а его будущая жена склонилась надо мной без бюстгальтера.

– Он вернется только завтра.

– Что?

– Я ему позвонила, пока ты был в душе, и сказала, что ты переночуешь. Он поедет в родительский дом на Несоддене. – Она открывает пачку и мочит станок под струей воды. Затем начинает брить со здоровой части лица.

– Зачем?

Она садится на корточки, вторую руку опустив мне на бедро.

– Ты знаешь зачем, – говорит она и продолжает сбривать подернутую сединой щетину с моего изуродованного лица. Лезвие скользит вверх-вниз по подбородку и шее, медленно, почти автоматически, пока ее вторая рука покоится у меня на бедре. – Чтобы нам с тобой поговорить.

Я качаю головой и собираюсь что-то сказать, когда Анн Мари хватает меня за подбородок.

– Не вертись, – говорит она, снова ополаскивая лезвие. – Почти закончили.

Я отрешенно развожу руками.

– Ну ладно.

– Хорошо. – Она издает короткий смешок, останавливается, промывает лезвие и продолжает медленно водить им вокруг шрама, по линии раны до верхней губы, сначала с одной стороны, затем с другой.