Онлайн книга «Клятва. История сестер, выживших в Освенциме»
|
На второй день мы чувствуем себя немного отдохнувшими и ходим по блоку, задаем друг дружке вопросы и беседуем – всем интересно, зачем мы здесь и долго ли нас будут так держать. Я надеюсь, что это будет бригада для работы под крышей. Хорошо бы в холодные и дождливые дни оставаться в помещении. И еще я надеюсь, что это не бригада вроде той, куда ушли Эрна с Фелой; об их работе даже говорить не хочется. Данка уходит куда-то в собственный мир. Я вижу, как она перестает реагировать на окружающее, но понимаю, что это ее способ выжить. А сама тем временем слушаю, стараясь не пропустить ни капли информации; мой способ выжить – всегда быть в курсе. – Может, нас отправят на кухню, – говорит одна из девушек. – Ах, на кухне была бы еда! – Интересно, что нас заставят делать? – Это может быть все что угодно. Лучше не думать. В разговор вступает еще одна девушка, но ее реплика адресована скорее окну, чем нам. – По крайней мере, мы не снаружи. Погода сегодня ужасная. Мы не ведем оживленных бесед. Чаще всего мы вообще молчим. Мы вымотаны и к тому же давно поняли, что лучше не заводить дружбу с людьми, которые через пару минут могут умереть. Здесь нет братства сострадания. Мы не обсуждаем наши беды или ожидания, а если о чем и говорим, так это откуда мы родом, но и эта тема слишком болезненна. Мы спим. Пьем чай. Хлебаем суп. Жуем хлеб. Мы ждем. На третий день ничегонеделанье уже сводит с ума, и мы начинаем действовать друг другу на нервы. Неизвестность подрывает в нас остатки выдержки. Соседки по полкам то и дело вступают в перебранки. Отдых подействовал на нас хорошо. Еды мало, и нам по-прежнему голодно, но мы, по крайней мере, не сжигаем всю энергию тяжелым трудом. Хоть и не набираем в весе, но зато и не теряем его. – Raus! Стройся! – Это четвертое утро. В блок входит санитарка лазарета. – Марш наружу! Следуя ее команде, мы выходим из карантина и через весь лагерь шагаем к другому зданию. На двери написано САУНА. Внутри капо сообщает нам: – Старую одежду бросайте здесь. Вам она больше не понадобится. На том столе новая форма. Schnell! Мы голышом подходим к столу, расхватываем новую безразмерную форму и натягиваем ее на себя. Она в точности как наша старая одежда в серо-синюю полоску, грубая, словно свежая наждачка. – Надеть передники! – Мы завязываем на талии чистые, белые, выглаженные передники, вновь выстраиваемся и парами покидаем здание. Затем шагаем назад через весь двор перед остальными женщинами, которые уже стоят на утренней поверке. Следующее здание, куда мы входим, стоит посередине лагеря – маленький, однокомнатный домик напротив наших блоков. Это кабинет Менгеле. Внутри медсестра приказывает нам вытянуть руки, чтобы секретарь могла переписать номера. «1716, – еле слышно повторяет она. – 2779». Странно, что номеров нет на нашей форме. Снаружи мы, стоя лицом к поверке, строимся в ровную колонну пять на десять – наша новая, особая рабочая бригада. Интересно, где сейчас Эмма и заметила ли она вообще, что нас с Данкой нет? Странно смотреть на поверку со стороны. Я никогда не видела столько людей в одном месте. Они выглядят жутко униженными, отчаявшимися, подавленными. «Нас здесь слишком много», – эхом звучит в моей голове, но я, встряхнувшись, избавляюсь от этого предзнаменования. Краем глаза я вижу женщину со списком в руке и отмечаю про себя нечто странное в ее виде. Она появляется из-за дома, нервно озираясь, словно боится. Некоторое время она стоит, что-то царапая в своем списке, потом осторожно берет за руку одну из девушек и ведет ее к концу шеренги, а затем уводит за тот дом, где кабинет Менгеле. Они исчезают из вида. Тут до меня доходит, и сердце начинает бешено колотиться. – Данка, мы попали в плохую бригаду. Данка испуганно таращит глаза. – С чего ты взяла? – Одна из привилегированных только что увела отсюда не то подругу, не то родственницу. – Кто? – Не знаю, но она тут важная особа, если может спокойно разгуливать, пока остальные стоят на поверке. Это плохая бригада, и ей об этом известно. Мы не будем работать ни под какой крышей. Это смерть. – Но ты не уверена? – Нет, уверена. – Я оглядываюсь по сторонам. В голове прокручиваются возможные сценарии. Не проходит и секунды, как я решаю, что мы должны делать дальше, если хотим выжить. – Иди за мной. – Куда? – Она смотрит на меня вытаращенными глазами. – Назад, в сауну. – Я бросаю взгляд на нашу жуткую форму. Как я могла упустить? На груди нет номеров, форма новенькая, чистые белые передники – в точности, как на давешних подопытных жертвах. – Наш единственный шанс – найти старые робы, пока их не унесли, а иначе мы пропали. – Но мы не можем! – Мы должны, – свирепею я. – Но как? Мой ум уже переключился от ситуации, в которой мы оказались, к конкретным действиям, способным спасти наши жизни. – Мы притворимся важными – будто мы блоковые или капо. Я возьму тебя за руку, поведу через двор и не отпущу, пока мы не войдем в сауну. – На глазах у всех? – Это, конечно, риск. – Мы не можем. Нас точно пристрелят. – Данка! Нас отобрали для опытов. Помнишь женщин с такими лицами? – Которые собирали траву? – Ты хочешь превратиться в зомби? – Я пристально смотрю ей в глаза. – Нет. Мы замолкаем, пока мимо проходит офицер. – Но ты им станешь, если сейчас не пойдешь за мной. У нас есть шанс выжить и шанс умереть. Если мы пойдем через двор, то либо выживем, либо нет. Если останемся здесь, умрем наверняка. Она хочет идти со мной, я это вижу, но страх сковал ее по рукам и ногам. – Не могу, – шепчет она. Я наклоняюсь к самому ее уху. – Я собираюсь нарушить свою клятву. Я поклялась, что умру вместе с тобой, но это только если тебя отберут на селекции, а не если ты сама решишь умереть. Этого я тебе не должна! – Звук голосов в колонне жидкий и неуверенный. Эсэсовцы заняты пересчетом узников по ту сторону Лагерштрассе. – Если ты не хочешь слушаться, значит, ты решила расстаться с жизнью, но это без меня. Я иду в сауну – с тобой или одна. – Я молюсь, чтобы мои угрозы сработали и она испугалась и пошла со мной. – Что мне делать? – Ее голос дрожит. – Просто иди рядом. Больше ничего не требуется. Выше голову и верь, что ты важная особа. Ее взгляд стекленеет. Она сделает, как ей сказано. – А теперь давай руку. Ее влажные холодные пальцы сжимаются в кулачок вокруг моих. Я проверяю, куда смотрят эсэсовцы. Таубе кого-то лупит. Их внимание сейчас не здесь. Собрав все свое самоуважение, я воображаю, как облако Господне нисходит на нас с сестрой, как это было на горе при разговоре с Моисеем, и делаю первый шаг из шеренги. Мимо поверки, мимо бдительных эсэсовцев, мимо тысяч других узниц идем мы с Данкой, укрытые дымкой Сиона. |