
Онлайн книга «Замуж с осложнениями»
![]() Тирбиш начинает что-то мурлыкать под нос, разминая тесто. Соображаю, что это, пожалуй, первый раз, когда я вижу парня моложе себя за готовкой. И он сказал, это все умеют? Видимо, на Муданге с полуфабрикатами плохо. Ни один землянин в здравом уме в космосе с тестом возиться не будет, купит готовые пирожки и погреет. Я и на Земле-то кроме мамы мало кого знаю, кто готовит, даже по праздникам. Умиротворяющее занятие, но уж очень долгое. А этому вон нравится, похоже. Он тоже высокий, как все муданжцы, примерно с Алтонгирела, капитану по подбородок. Волосы стрижёт чуть ниже ушей. Кстати, вчера за обедом, когда вся команда собралась, я поняла, что длинные волосы носят хорошо если половина наёмников, и то старшая. Молодняк щеголяет всякими навороченными хохлами и чёлками, у некоторых даже перекрашенные пряди есть. Тирбиш, впрочем, не из тех, кто выпендривается. Лицо у него круглое с крупными чертами, и совсем слегка монголоидное. Если не знать, что муданжец, так и не догадаешься. Он подходит к плите и зажигает огонь. Я аж подскакиваю. – Ой, газ! – говорю удивлённо. В космосе?! Оборачивается, глаза по семь копеек: – Что? Где? – Я говорю, плита газовая! Я думала, электрическая... – Газовая? Не-ет, – смеётся облегчённо. – Это не газ. Это э-э-э... горячий камень. Вот, смотрите. Достаёт откуда-то из тумбочки диск, больше всего похожий на конфорку электрической плиты. Тёмный такой, тяжёлый. Вы хотите сказать, что это он горит? – Он не горит, – объясняет Тирбиш. – Только светится синим слегка, когда греется. Присматриваюсь к плите: и правда, никаких языков пламени, просто ровное свечение, хотя цвет точно как у газа. С ума сойти. Интересно, что это за хрень. – Его у нас на Муданге добывают, – продолжает Тирбиш. – И все плиты из него делают. Одна такая пластинка примерно год работает, потом менять надо. – А что будете делать, когда весь пережжёте? – спрашиваю с национальным земным пафосом устойчивого природопользователя. – Отвозим обратно, где добыли, пару лет полежит, и опять жечь можно, – пожимает плечами Тирбиш. Дескать, это же очевидно. Хорошо устроились. Я тоже так хочу, чтобы только за перевозки платить. Небось они там уже столько этих дисков настрогали, что и заново выпиливать не надо, просто свои же старые забираешь, когда понадобятся. По-хорошему, хватит мне мешать повару, надо уже идти отсюда. Но дел-то у меня никаких нет, и даже безделья нет, а от вязания я за неделю и так охренеть успею. На моё счастье тут в кухню заходит давешний кудрявый юнец. – Тирб... а, здравствуйте, Лиза, – кивает мне. – Я Эцаган. – Очень приятно, – говорю. Надо же, представился. – Мне надо вам ещё раз назваться? Я никак не разберусь в этих правилах с именами. Оба смеются. – Не надо, – говорит Тирбиш. – Вы ведь, наверное, не знаете, как правильно, так что это всё равно. Ну ладно... – Тирбиш, – Эцаган возвращается к тому, за чем пришёл. – Там твои тряпки весь склад завалили. Они тебе нужны? – Не знаю, – пожимает плечами. – Хорошие тряпки. Я их вроде свернул аккуратно. Это внезапно наводит меня на мысль. Надеюсь, они ничего не заподозрят. – Слушайте, ребят, – говорю, – а у вас какой-нибудь форменной одежды для заложников не предусмотрено? А то у меня совсем ничего нет, а ещё неделю тут жить... – Вот правильно, – хихикает Тирбиш. – Чем мои тряпки выкидывать, обеспечь лучше земную госпожу. Эцаган окидывает меня взором своих прекрасных глаз. – На ваш размер вряд ли. Разве что халат какой-нибудь. Пойдёмте посмотрим. Идём смотреть. Склад оказывается небольшим чуланом, заставленным стеллажами с коробками, прямо у входа красуются несколько рулонов ткани – видимо, те самые тряпки. Эцаган утыкается в нижнюю полку и принимается там шуровать, бормоча на муданжском. – Вот, футболка есть, – говорит с сомнением. Футболка, да, чёрная, новая, бирочка не отрезана ещё. Спереди во всю грудь лист каннабиса. В эту футболку меня можно дважды завернуть. Ничо, в качестве ночнушки пойдёт. Беру. Он роется дальше, достаёт строительные штаны на лямках, которые, по-моему, и Азамату велики, да ещё и прорезиненные. Смотрит на мою физиономию, ржёт. – Боюсь, что больше ничего нет. – А может, – кошусь на рулоны, – есть какая-нибудь простыня ненужная... Я бы сшила что-нибудь... – А, так вы шьёте! – резко воодушевляется Эцаган, вскакивая на ноги. Это большая редкость? – Ну так... Не то чтобы много, но умею, – говорю осторожно. Ещё припашет всему экипажу носки зашивать. – Тогда не проблема, вон, берите Тирбишевы тряпки, я вам машинку дам, нитки и всё на свете. Ух ты, у них даже машинка есть? – А Тирбиша спросить не надо? – А он всё равно не знает, что с ними делать. Ему подсунули в нагрузку к постельному белью, а на этом корабле, кроме меня, никто иголку держать не умеет. Я и от вас не ожидал. – Ну почему же... Вроде шитьё во всех культурах женское дело, нет? – Красивые женщины часто пренебрегают, – пожимает плечами. Зато красивые мужчины, видимо, нет. Один из рулонов оказывается вовсе ковром, остальные – более или менее плотным хлопком. Все они довольно светлые в жизнеутверждающий цветочек. Ничего, маменька на даче ещё и не такое носит. Да и не только на даче... Эцаган великодушно пускает меня к себе в каюту, где обнаруживается немаленькое трюмо, на котором ненавязчиво красуется пакетик с термобигудями. Они тут все голубые, что ли? Ладно, мне с ним не целоваться. Зато про кудри теперь понятно. Рядом с трюмо большой комод, из которого Эцаган начинает проворно извлекать нитки, иголки, булавки, ножницы и, наконец, портативную швейную машинку весьма приличной фирмы. Меня в своё время на такую жаба задушила. – Вам лучше всего расположиться в холле, – говорит он мне, и я некоторое время соображаю, что он имеет в виду. – Там можно сдвинуть столики. А то в кухне Тирбиш ворчит, если столы не так стоят. А, так это он про гостиную. Но она же проходная... – А я там мешать никому не буду? – А кого туда понесёт посреди дня? Как выяснилось, понесло всех. По крайней мере раз в каждые десять-пятнадцать минут обязательно кто-нибудь пройдёт попялиться, как земная женщина кроит. Хорошо хоть я догадалась обмериться у себя в каюте. Зато теперь весь экипаж в лицо знаю. И кто застенчивее – только мимо проскакал, а кто наглее – остановился поговорить. Ох и достали... |