Книга Змеиная голова, страница 37 – Игорь Лебедев

Фон Штайндлер молча указал в протоколе истинную причину особого звука, образовавшегося, по всей видимости, в результате резкого истечения из гроба скопившихся в герметическом ящике газов. Вслух же решил провести воспитательную работу:

– Что же вы от полиции хотите? От духов мы не защищаем. Коль скоро накликали на себя проклятье – ждите расплаты.

– Разве в полицию явится? – удивился один из преступников.

– Отчего ж не явится? Для духа какие преграды?

Воришки переглянулись. Смотреть на них было жалко. Их обуревал неподдельный ужас.

– Разве ж такое законом дозволено? – дрогнувшим голосом попытался выторговать хоть какую-то защиту второй преступник.

– Ишь ты, о законе вспомнил? – с металлом в голосе отозвался старший помощник пристава. – А когда гроб выкапывали – о чем думали?

– Говорил, надо было в церковь идти, – выговорил один другому. – Авось там защитились бы…

В приемном зале Облаухов опрашивал прачку, влившую в котел во время кипячения полбутылки бензина, отчего в прачечной в Базарном проезде произвелся взрыв. К счастью, сама прачка увечий не получила, отделалась испугом и сейчас давала показания, будучи доставленной в участок городовым Пампушко.

Вместо обеда Константин Эдуардович растворил в стакане кубик «Магги», реклама которого обещала «моментально превосходный мясной бульон, употребляемый совершенно как домашний».

– Не иначе сегодня трюфеля? – подначил коллегу вошедший в участок Пилипченко, учуяв привычный запах. – Или консоме?

– Бери выше – черепаший суп! – гоготнул из-за соседнего стола Африканов.

Константин Эдуардович пропустил издевки мимо ушей.

– С какой целью влила бензин в котел? – отхлебнув бульону, осведомился он.

– Дык как же… Для лучшего очищения, – испуганно промямлила девка.

– С ума, не иначе, посходили… – пробормотал Облаухов, записывая показания в протокол, – взялись сами себя взрывать…

Прачке он начал было делать наставление в строгом виде, но та заскулила и изгладила всякое понимание из взора. Облаухов плюнул.

За соседним столом мещанка жаловалась Африканову на хозяйку мануфактурной лавки у своего дома на Аптекарской: та сидела у входа в торговое заведение и самым наглым образом хватала за одежду прохожих, желая затащить внутрь. Сегодня ткань на пальто дамы не выдержала и треснула все-таки.

– Занимает собою чуть ли не половину тротуара, пройти невозможно! – возмущалась посетительница. – И всякого вот так вот хватает своими ручищами.

Дама показала, как отвратительно хватает прохожих своими ручищами торговка.

– За что хватает? – на всякий случай уточнил Африканов.

– За рукав. Или за полу. Как изловчится.

Африканов занес показания в протокол.

– А от нас-то вы чего хотите? – поинтересовался он, пытаясь обнаружить прецедент преступления.

– Как чего? – всплеснула руками потерпевшая. – Принять меры! Пресечь это отвратительное и совершенно незаконное заманивание. Как же это можно такое терпеть?

– Позвольте, вы же сами говорите, что сукно треснуло.

– Конечно!

Дама повернулась и показала место на своем гороховом рединготе, где рукав отошел от проймы. Африканов привстал и внимательно осмотрел порчу на одежде.

– Что ж тут необычного? Сукно у вас и правду прохудилось, – заключил он. – Вы бы купили, может, у нее сукно-то? Справили бы себе новое пальтецо, что-нибудь помоднее, в духе «помпадур», а? – игриво подмигнул он.

– Вы что себе позволяете? – взвилась дама. – Я разве сюда за оскорблениями пришла?

Посетительница вскочила со стула и отправилась на поиски начальства, чтобы найти окорот на наглеца.

– Географические! – громко объявил Свинцов, войдя в помещение.

После Итальянской он уже успел сходить в Мучной переулок к владелице комнат, которая заявила вчера на студента-жильца, устроившего у нее нелегальный притон, где вечно толкутся игроки.

Облаухов с Африкановым весьма заинтриговались парадоксальным объявлением околоточного надзирателя. Географические – объекты? координаты? открытия? Как выяснилось, карты! Бабуля была не только без меры подозрительна, но и туга на ухо: студенты готовились к экзаменам, для чего штудировали географические карты, чем и натолкнули владелицу комнат на подозрения. Пришлось напугать ее штрафом за безосновательный вызов полиции, а студентам указать на недопустимость распространения шума.

Тем временем Африканова вызвал в следующий зал фон Штайндлер, а к Облаухову подсел гражданин беспокойного вида и заявил, что его планируют вскоре ограбить и он знает имена преступников.

– Это люди с моей работы, – трагически сообщил он.

– Так-с… – протянул Облаухов, вынимая из ящика новый бланк. – Откуда вам это известно?

– Откуда? – с горькой усмешкой переспросил посетитель. – Мне сообщил отец.

– Прекрасно. – Облаухов обмакнул перо и изготовился занести данные в протокол. – А он может это подтвердить?

– Нет, он мертв, – легко ответил посетитель, словно такое положение дел являлось самоочевидным.

Облаухов и Свинцов переглянулись. Что-то в облике господина вынуждало подозревать в нем некую скрытую подробность, разгадка которой была немаловажной для уяснения сути обстоятельства.

– Информацию об опасности он сообщил мне во время спиритического сеанса, – уточнил молодой человек, не обратив внимание на впечатление, которое произвели его слова на чинов полиции. – Надо принять меры.

В ходе опроса выяснилось, что покойный отец частенько предупреждает сына о грядущих неприятностях. Вот две недели назад он предрек отпрыску инфлюэнцу. Ровно через три дня молодого человека действительно поразила инфекция.

– Правда, я не сразу понял, – хихикнув, признался посетитель. – Сначала думал, что папенька говорил «инфляция». Он и при жизни-то невнятно выражался, а сейчас и подавно стал… Многие его высказывания я и вовсе разобрать не могу.

– Так, может, он и сейчас что-то не то имел в виду? – предположил Свинцов.

– В каком смысле?

– Ну, может, он говорил не «ограбить» а, допустим, «наградить»?

Свинцов перенес ударение в середину слова, чтобы созвучность обоих слов была максимальной.

– Конечно! – поддержал коллегу Облаухов. – Это же совершенно очевидно. Ограбить – наградить. Вас на службе наградят! К этому все идет. Об этом вас батюшка и поторопился известить. Эх, отеческое сердце – и после смерти печется о любимом отпрыске.

Сошлись на том, что во время следующего сеанса молодой человек дополнительно уточнит, что же все-таки имел в виду дорогой родитель – ограбление или награждение.