Книга Нотки кориандра, страница 48 – Игорь Лебедев

Тайный советник сделал глоток из бокала.

— Что же получается? — задалась вопросом Анастасия Аркадьевна. — Эта газетная война с Турцией понадобилась кому-то только лишь для того, чтобы протолкнуть в правительство сделку с ружьями?

— Почему нет? — пожал плечами Ардов. — Полтора миллиона винтовок — приличные комиссионные.

— Да тут, я думаю, весь аванс предполагалось в доход обратить, — уточнил обер-полицмейстер. — Полагаю, эти мошенники намеревались попросту раствориться с деньгами русского правительства. Компания-то — как пить дать пустышка.

— Неужели великий князь способен на такую махинацию? — ужаснулась Баратова.

— Ну что вы, — успокоил ее Райзнер, — ни в коем случае! Ввели в заблуждение, очаровали, окрутили. В порядочности его императорского высочества нет никаких сомнений.

— Ваше превосходительство, у меня к вам просьба, — обратился к всесильному сановнику Ардов.

— Все, что пожелаете!

— Нельзя ли сестрорецкого письмоводителя повысить до помощника пристава?

Август Рейнгольдович с удивлением взглянул на собеседника. Просьба выглядела странной. На волне такого триумфа Илье Алексеевичу впору было ходатайствовать о месте, чине, наградах, о жаловании, наконец! А вместо этого — какой-то сестрорецкий письмоводитель.

— Его зовут Пучков Гордей Саввич, — поторопился уточнить сыщик. — Там место все равно вакантно.

— Не сомневайтесь, мой друг, — с чувством отозвался тайный советник, успев обменяться многозначительным взглядом с княгиней. — Это самое малое, что я готов для вас сделать.

Пристав Троекрутов вышел на порог третьего участка Спасской части, имея намерение утихомирить репортеров, с самого утра все прибывавших с просьбами об аудиенции. Евсей Макарович распорядился газетчиков внутрь не допускать, чтобы ожидали, когда он найдет время самолично выйти для разъяснений.

В прошлый раз, когда пришлось спасать денежную реформу, такое оформление встречи с пишущей братией вышло случайно, когда репортеры ненароком застали господина пристава на пороге по возвращении из управления. Евсею Макаровичу тогда очень понравилось оказаться в центре неравнодушия писательской братии, он сумел удачно представить роль третьего участка в деле спасения империи и весьма деликатно дал понять, какое место в этой ответственной операции довелось занять лично ему.

Вырезки тех репортажей Троекрутов бережно хранил дома в особой бархатной папке и даже подумывал заказать багетную раму, чтобы навесить на стену на манер литографий.

Фотографы принялись поджигать магний, подсвечивая вспышками бравого майора с «Владимиром» на шее, устремившего взор вдаль.

Посыпались вопросы. Последняя неделя стала временем необычайно кровавой жатвы. Слух о каком-то невероятно кровожадном агенте невесть каких антироссийских сил, едва не втянувших империю в новую военную авантюру, разлетелся по столице мгновенно. Рассказывали совершенно невероятное: будто бы преступнику удалось заминировать важнейшие объекты Военного ведомства и спланировать истребление лучших полководцев. И только расторопность чинов полиции третьего участка Спасской части позволила уберечь империю от катастрофы.

— Никаких иноземных наставников в деле не обнаружено, — заверил собравшихся Евсей Макарович, действуя строго в духе инструкции, полученной в управлении. — Преступник оказался одиночкой.

На приеме у начальства приставу было велено инцидент в квартире Лундышева трактовать как семейную трагедию (что Евсей Макарович прозорливо и предложил с самого начала) и к делу не приплетать, а про покушение на посла и динамит в участке не распространяться. Было предписано оставить в поле общественного бдения только два преступления — диверсию в Сестрорецке и убийство генерала Верховского, каковые оставить за их истинным исполнителем.

— И при этом совершенно сумасшедшим! — продолжил выступление начальник участка. — Рассудка он лишился в прошлую русско-турецкую компанию, насмотревшись жестокостей. Да-с, война она никого не жалеет… Вот он, стало быть, и решил турку отомстить.

— В чем же тут ущерб турку, ежели он наши заводы взрывал да наших генералов щелкал? — спросил кто-то из газетчиков.

Троекрутов растерялся. «Действительно, чего он хотел-то, этот Белоглазов?» — вдруг задумался Евсей Макарович. Вопрос поставил его в тупик.

На помощь пришел старший помощник фон Штайндлер:

— Своими действиями преступник рассчитывал возбудить общественную ненависть к Османской империи, чтобы побудить высшее руководство к решительным действиям. Для этого он совершал свои отвратительные деяния под видом турецкого саботера ^[91].

— Что ж он ждал-то десять лет, чтобы месть свою совершить? — не унимались борзописцы.

— Так сумасшедший же! — нашелся Троекрутов. — Говорю же вам — сам себя не помнил. На Шипке голову пушкой повредило. Поначалу еще держался кое-как, не доводил себя до греха… Да вот как узнал в газетах, что турок на Крите опять православных притесняет, так и не сдержался… — Евсей Макарович дал чистую юбиляцию ^[92], и насилу сумел из нее выйти.

— Однако же здесь следует указать, — поторопился расставить верные акценты Оскар Вильгельмович, — что в нынешнем Критском кризисе Россия совместно с шестью другими великими державами выступает на стороне Турции и потребовала от Греческого королевства убрать с острова войска и отвести флот.

Репортеров также интересовала личность погибшего при взрыве турка (разглашать было не велено) и обстоятельства смерти генерала Верховского (следовало подать как расправу над истинным патриотом ради безумных целей преступника).

— Пусть враги России знают: любой, кто посмеет нарушить наш покой, получит сокрушительный отпор, — вышел на финал Троекрутов. — А потому никакой войны и не будет! — так велели заканчивать все выступления в управлении.

В целом речь удалась. Некоторые даже зааплодировали.

— Духоподъемно, — промурлыкал себе под нос Клотов — он тоже оказался в числе репортеров. — Но я не стану этого печатать.

— Почему же? — не удержался от вопроса стоявший рядом коллега.

— Мир продается хуже войны, — с видом человека, постигшего все тайны мира, заявил издатель, убирая блокнот в карман. — Читатели заскучают. Лучше я отдам место в газете под крушение воздушного шара. Слыхали? Экспедиция Андре потерпела неудачу во льдах.

Свернув за угол, Клотов наткнулся на двух крепких молодцев в картузах.

— Поп в гости, черти — на погосте! — сказал один.