Онлайн книга «Сами мы не местные»
— Бывают, а как же, — кивает Азамат. — И если конь хороший, его имя охраняют, как человеческое. Наш провожатый первым отсмеялся достаточно, чтобы внятно произнести имена. — Этот, — он указывает на Азаматов выбор, — Князь. А второй — Пудинг. — Как?! — опешиваю я. — Пудинг… — повторяет пастух. — А что? Я поворачиваюсь к Азамату. — Откуда у вас пудинг? Азамат пару секунд на меня озадаченно смотрит, потом переспрашивает. — А это слово для тебя что-то значит? — Ну как, — говорю, — пирог такой… праздничный… Они начинают ржать. Азамат трясёт головой, явно умиляясь от чего-то, чего я не понимаю. — Кто говорил, что у императора не было чувства юмора! — хохочет он. Потом наконец снисходит до того, чтобы объяснить мне, в чём дело. — Этим именем впервые наш последний император назвал своего любимого коня, который тоже был небольшой, толстый и спокойный. Оно с тех пор так и кочует. Но никому в голову не приходило, что у этого слова есть какое-то значение! Так, звучит забавно, и всё тут… — Ясно, — ухмыляюсь я. — Я тебе испеку как-нибудь. Только это долго, там тесто должно настаиваться две недели или типа того. Зато очень сытно. Пастухи немедленно преисполняются уважения к даме, которая, о-о-о, понимает толк в кулинарии. Чувствую, Азамат задался целью и правда выдать меня за воплощение этой их воинственной кормящей богини. Дверью шатра я уже хлопала, осталось детей наплодить. Кстати, надо ему сказать, но при пастухах как-то нехорошо, наверное… Мы обедаем все вместе в шатре. Мне кажется, что день уже прошёл, ведь столько всего произошло, и я так долго ждала — хотя на самом деле сейчас всего полпятого. Еды у нас по-прежнему вагон и маленькая тележка, а ведь уже пора домой возвращаться. — Ну что, Азамат, — говорю, — ты признаёшь, что не надо было брать столько вещей? — Я признаю, что они тебе не понадобились, — аккуратно отвечает он. — Но ведь нам ничем не помешало то, что они были с собой, правда? Я закатываю глаза. — Я тебе что, младенец, мне сменные пелёнки с собой таскать везде? В следующий раз ничего лишнего, а то прям стыдно. Кажется, это слово действует на него волшебно — он тут же серьёзно соглашается и больше не спорит. Я начинаю прикидывать, что пойдёт в салон, а что в багажник, и оказываюсь перед неразрешимой проблемой. — А как мы возьмём лошадей? Азамат фыркает чаем. — Уж не в багажнике, это точно. Ты что, Лиза, как мы их возьмём? Их отправят на пароме в Долхот, а оттуда монорельсом до нас. Через несколько дней приедут. — А… тут есть монорельс? — удивляюсь я. Как-то у меня плохо укладывается в голове, как муданжцы умудряются сочетать свеженькие земные удобства с первобытнообщинным строем в головах. — Есть, конечно. От всех больших городов к столице и кольцевой. Вот если от Долхота в Сирий ехать, то рельс проходит прямо под горами, по пещерам. Ох и красиво там… надо будет летом съездить, сейчас это направление почти не работает, весной много обвалов бывает. А если ехать на Орл, то под водой. Там уже не вагоны, а почти звездолётик такой ходит, прямо в толще воды. Можно на всяких морских гадов посмотреть. Красота, в общем. Да и обычный монорельс неплох. Я всегда из столицы к матери ездил, а не летал. Уж очень там леса живописные… сидишь в вагончике, а по обе стороны такие деревья гигантские, почти вплотную. Иногда под вывернутым корнем проезжаешь. Те горы, что тянутся от Ахмадхота до Худула — они самые старые на всём Муданге. И растения там тоже древние. А я в детстве обожал всё древнее. У меня аж слюнки текут, так хочется поскорее всё это увидеть. Правда, неплохо бы дождаться весны, чтобы полазать по огромным корням да пощёлкать цветочки — маме отправить фотки… — Это у вас мать так далеко жила? — поражается северянин. — Это ж сколько у вашего отца денег было — ездить-то из столицы в Худул? — Да он нечасто ездил, — смущается Азамат. — Но вообще с деньгами у него было слава богам… — Азамат мнётся, стараясь отойти от скользкой темы. — А мать, наверное, и до сих пор жива. Она очень рано меня родила, да и если бы умерла, мне бы сказали. — А она знает, что ты вернулся? — спрашиваю тихонько. Он пожимает плечами. — Вряд ли. Кто бы ей сказал? — А ты сам? — Я не говорил. Я потерянно моргаю. — Ты ей вообще давно последний раз звонил? Он на меня странно смотрит. — Я не уверен, что у неё есть телефон. До меня начинает постепенно доходить. — А ты… в принципе когда с ней общался? — До того, как… — он неопределённо взмахивает рукой в районе лица. — А она вообще знает, что ты жив-то? — похолодев, спрашиваю я. Он слегка приподнимает брови. — Ну, ей сказали, на что я стал похож. Вряд ли ей очень хочется на меня смотреть. — Это ты так думаешь или она сама так сказала? — продолжаю допытываться я. Мы уже давно перешли на всеобщий, так что пастухи только переглядываются и недоумевают, о чём это мы. — Я так думаю, — вздыхает он. — Ну ты сама посуди, если уж отец… — Я совершенно не вижу тут связи. Или ты считаешь, что его кретинизм передаётся половым путём? Азамат смотрит на меня с убийственной укоризной. — Я просто хочу сказать, — поясняю я, — что твоя мать ещё имеет шанс оказаться хорошим человеком. Во всяком случае, я бы не стала так категорично её клеймить. — Естественно она хороший человек! — взвивается Азамат. — Она прекрасный человек, я её очень люблю! — Тогда какого ж чёрта ты её игнорируешь? Ты поставь себя на её место — она узнаёт, что ты ранен, а потом семь лет ни слуху, ни духу! Семь долгих муданжских лет! Тебе не стыдно, вообще? — Да на какого шакала я ей сдался?! — Азамат, она твоя мать! Даже муданжская мать не может просто так наплевать на своего ребёнка, не выродки же вы все тут, в самом деле! Он ещё плечами пожимает — ну в чём тут можно быть неуверенным?! — Отец же смог. — Так то отец! Он тебя не рожал! А материнский инстинкт никакая внешность не спугнёт! — Ну хорошо, — перебивает меня Азамат повышенным голосом. — И что ты теперь предлагаешь? Семь лет уже прошли, их не вернуть. — Во-первых, выясни её телефон и позвони. — И что я ей скажу? Пастухи поняли, что с ними больше никто разговаривать не собирается и начинают расползаться по своим шатрам. — Во-первых, что ты жив и здоров. Во-вторых, спросишь, как она сама, здорова ли, не нужно ли ей чего. А там уж смотря что ответит. |