Онлайн книга «Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников»
|
Все принялись поливать, что, ко всеобщей радости, сразу же сказалось на растениях. Затем выпили две бутылки вина, и ближе к ночи Джузеппе с Батистиной попрощались с новыми друзьями. – Хозяин, – сказал Джузеппе, – завтра я не смогу вам помочь, потому что на три дня ухожу рубить лес под Пишорис… – Не беспокойтесь, – ответил господин Жан, – цистерна не совсем пуста, и, без всякого сомнения, через пару дней пойдет дождь. Батистина у всех поцеловала руки, потом на своем исковерканном языке сказала: – Что касается дождя, я знаю хорошую молитву, которую трижды повторю перед сном. Она вновь обратилась к Небу с просьбой ниспослать этой бесподобной семье благословение, прибегнув к одному пьемонтскому заклинанию, которым не следует злоупотреблять, потому что сама Мадонна не способна отказать в просьбе. Вечером за ужином Жан Кадоре сказал жене: – Если бы у нас был такой ключ, как у них, мы бы не знали забот… Но не думай, что я пал духом. Даже если в этом году не все получится, у нас останется достаточно денег, чтобы продолжать. Доверимся статистическим данным и Провидению… Он вынул из кармана губную гармошку и сказал: – А теперь пусть Манон споет «Жаворонок, милый жаворонок…». * * * Молитва Батистины и впрямь оказалась весьма действенной, ибо все обещания статистических данных сбылись: дождь четыре раза поливал посадки и заполнил цистерну. На навесе из виноградных лоз цвели азиатские тыквы, малютка Манон росла не по дням, а по часам, за шесть недель был огорожен загон для кроликов. Господин Жан играл на губной гармошке лучше, чем когда-либо, а в это время бедняга Уголен, сидя прямо на земле под шелковицей, молотил цепом турецкий горох… * * * Однажды утром он увидел, что господин Жан принялся за какую-то столярную работу. Из ящиков, оставшихся от переезда, он очень умело смастерил четыре клетки для кроликов, с дверцами из проволочной сетки и установил их в сарае, обновив его ворота. – Начало положено, – сказал он Уголену. – Завтра пойду за производителями: одним самцом и тремя самками, будем держать их в этих клетках до рождения первых выводков. Станем кормить травами с холмов. Я рассчитываю примерно на два десятка крольчат до конца июля. Тогда схожу на мельницу в Руисатель и куплю несколько мешков обойной муки, которую буду добавлять к зеленому корму. К началу ноября у нас появятся новые выводки: всех кроликов переселю в загон, к тому времени начнет созревать черная тыква. Тогда все и начнется! На следующее утро, часам к семи, Жан Кадоре вышел на порог своей фермы в городском костюме и в черном котелке, он был чисто выбрит и держал в руке трость с серебряным набалдашником. Возле конюшни Эме с Манон усердно чистили щетками копыта ослицы, спокойно стоявшей с навьюченными на нее двумя ящиками, в которых были проделаны круглые дырочки. Уголен как раз возвращался из холмов домой, волоча за собой длинную сухую ветвь и неся большую корзину, полную улиток. Он свернул с дороги и по склону холма спустился вниз, к ферме. – Привет вам! Как видите, собираюсь в Обань. Если вам что-то нужно, скажите! – обратился к нему горбун. – Спасибо, но пока не нужно ничего. Вы за новыми семенами? – Кое за чем получше! Иду за производителями. У меня к вам просьба: поскольку меня целый день не будет, я был бы вам очень обязан, если бы вы навестили мою жену и удостоверились, что все в порядке. – Рассчитывайте на меня! Приду к одиннадцати часам, а потом загляну еще и вечером. Мне интересно увидеть ваших первых кроликов! – Значит, до вечера! Горбун двинулся в путь, за ним поплелась ослица, сосновый бор с удивлением взирал на движущийся мимо него котелок. * * * Уголен, улыбающийся, предупредительный, к полудню пришел проведать Эме и узнать, не нужно ли чего. Светловолосая Эме попросила его расколоть сучковатое полено, с которым никак не могла справиться: вооружившись колуном, он наколол с дюжину поленьев и аккуратно сложил их в поленницу. Еще раз он наведался к ней к шести вечера, как раз тогда, когда за ослицей над огромным шарообразным мешком отрубей, лежащим на притороченных к седлу ящиках, снова замаячил котелок. Уголен с горбуном перенесли мешок в сарай и положили его перед клетками, в которых уже был приготовлен корм. На глазах своих домашних новоиспеченный кроликовод осторожно отодрал с помощью долота крышку ящика и одну за другой вытащил из него трех рыжих крольчих, каждая величиной с большую крысу. – Я выбрал совсем молоденьких самок, у которых еще не было окрола. Если собираешься вывести новую породу, это первейшее требование, – принялся он объяснять. Крольчихи-девственницы были помещены в одну из клеток и сразу же исчезли из виду, зарывшись в траву. – А теперь самец! Манон, пойди закрой дверь. Это животное отличается поразительной силой и может удрать. – Не бойтесь, – улыбнулся Уголен – от меня не убежит! Развязывайте веревки и приподнимайте крышку, только чуть-чуть… Но стоило ему сунуть руку в узкое отверстие, как ящик стал судорожно сотрясаться от толчков, послышался скрежет когтей о дерево. – Дева Мария, не заяц ли это? – вскричал ошеломленный Уголен. – Нет-нет. Это помесь «гиганта из Фландрии» с «бараном из Шаранты»… – улыбнулся в ответ горбун, почему-то подмигнув жене. Уголен сунул руку по локоть в ящик, невидимая стычка внутри приняла столь ожесточенный характер, что Манон отступила назад. – Попался! Я схватил его за задние лапы! Открывайте! – закричал Уголен и стал вытаскивать из ящика длиннющую рыжую тварь, которой, кажется, не было конца. Повиснув в руке Уголена головой вниз, она судорожно сжималась и растягивалась, дергаясь так сильно, что заходила вверх-вниз даже рука Уголена. Манон отскочила назад, Эме, раскрыв рот, смотрела на невиданный экземпляр, оцепенев от удивления. Уголен, подняв его до уровня глаз, вскрикнул: – Что это? У него шерсть, как у собаки, лапы, как у зайца, а уши, как у осла! Ничего себе! Я никогда такого не видал! Глаза у горбуна засияли от радости и гордости, жена приникла к его плечу и восхищенно замерла. – А где вы это нашли? Поколебавшись, Жан Кадоре ответил: – У одного из друзей. – Дорогой, наверное? – О да! Очень дорогой. – Диковинка! – выдохнул Уголен. – Но у него большой недостаток: уж очень он худ. Ну прямо «эсшкулет» [25] волосатый!.. В таком звере, кроме ушей, и поживиться-то нечем. – Это самец-производитель, – пояснил горбун, – он уже не молодой, но все еще лихой, сами видите! Посадите его в клетку, ту, которая с висячим замком! |