
Онлайн книга «Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников»
– А говорят, якобы Цезарь Субейран… – начал было Иона. – Если бы да кабы, во рту выросли грибы, – нахмурив брови, сурово одернул его отец. – Говорить можно все что угодно. Цезарь делает так, как он хочет, а мы делаем так, как мы хотим! Эй, Берарда, налей ему еще малость супа. За столом, когда не едят – болтают. А уж когда болтают, то непременно сболтнут лишнего! * * * В то же самое время Уголен с Лу-Папе ужинали, вернувшись из клуба, где за аперитивом долго говорили о засухе, которая оправдывала худшие опасения. Вода из деревенского фонтана надежно обеспечивала полив огородов, но посадки в ложбинах вдали от деревни подвергались серьезной угрозе. – Ты слышал, что сказал Англад? Коль без дождя остался на Святую Анну —
Одна надежда на Святую Жанну.
День Святой Анны – сегодня, а праздник Святой Жанны только через три недели. – Значит, высохнут мои абрикосы? – забеспокоился Уголен. – Высохнут, как пить дать, а мой виноградник даст самое большее две бочки вина. Но в нашем не таком уж большом горе нам дано утешение. А вот у твоего соседа дела хуже некуда! Утром, когда их не было, я сходил и взглянул на тыквы. Им не хватает воды, и, как бы он из кожи вон не лез, все равно они через неделю погибнут! – Он мне сказал, что собирается пожертвовать половиной. – Неглупо, но и второй половине тоже конец. Чтобы сохранить урожай, ему нужно по меньшей мере тысячу литров в день. А у него что? – ослица, полторы женщины, розовый зонтик и горб. И все. Еще неделю такого солнца, и ему крышка. Именно в эту минуту в окно постучала Делия. – Добрый вечер. Горбатый господин заходил, просил передать вам, что хочет завтра взять у вас напрокат мула. Вот и все. Добрый вечер. – А он начинает понимать, что к чему, – усмехнулся Лу-Папе. – Несколько дней назад он уже говорил мне: мол, если засуха продолжится, он попросит у нас мула. – И что ты ответил? – Ничего. – Помолчав, Уголен робко добавил: – Если он попросит, трудно будет отказать. – Но этого делать нельзя! Если ты будешь ходить с ним за водой с мулом, то спасешь его. Мул способен перевезти пятьсот литров воды в день! – вскричал пораженный Лу-Папе. Уголен с минуту смотрел на него молча, затем снова опустил глаза. – Не говори так, потому что… – И замолчал. – Потому что что? – нахмурился Лу-Папе. Уголен захлопал глазами, посопел и передернул плечами. – Трудно мне объяснить тебе… у меня в голове как-то муторно. – Он кашлянул под ледяным взглядом старика. – Понимаешь, ты мне велел стать его другом. Я прекрасно справился с этим, мне это удалось, и вот уже скоро два года, как мы с ним… Только мало-помалу и он стал моим другом. Потому как я его называю «господин Жан», а еще потому… ну, потому что мы вместе пьем белое вино… – Олух, так что тебе дороже: друзья или гвоздики? – озлобленно уставившись на него, заорал Лу-Папе. – Ну и балбес! Ну прямо как мать-покойница рассуждает! – Он сердито посмотрел на племянника и зловеще добавил: – Взялся душить кота – так кончай с ним. Немилосердно чавкая, однако не добавляя более ни слова, они проглотили суп на сале… Потом глухонемая подала четыре отбивные с полентой. – Значит, ты готов дать ему своего мула и помогать? Да еще и сам будешь таскать бочонки на своем горбу? Так, что ли? – Я не то хотел сказать, не то… Просто, если он меня попросит, скорее всего, я ему не откажу. Значит, мне лучше уехать отсюда. – Куда? – К Аттилио. Сейчас мне здесь делать особенно нечего. Делия может собрать абрикосы, а ты попросишь Англада отвезти их на рынок в Обань. Если я уеду на десять дней в Антиб, я буду помогать Аттилио и его отцу, им будет приятно, да и мне тоже: снова буду возиться с гвоздиками. Отберу для себя саженцы, а Аттилио скажет, где лучше торговать цветами… Это же очень важно, понимаешь? – Неплохая идея. Я полностью с тобой согласен. Дам тебе денег на дорогу, и завтра утром поезжай. Ты прав: лучше тебе побыть подальше отсюда. Ведь если ты откажешь ему и не одолжишь мула, он, возможно, поссорится с тобой, и есть риск, что ферму он продаст кому-нибудь другому. Договорились. Завтра пораньше и уезжай. Они долго молча ужинали, в тишине слышалось только тиканье высоких напольных часов. Уголен не смел даже глаза поднять. – Я знаю, о чем ты думаешь, – завязывая узлом свою салфетку [28], заговорил Лу-Папе, – тебе неудобно при мысли, что ты можешь спасти его. Ну я тебе прямо заявляю: все наоборот. Все это ему на пользу. Помнишь, ты сам сказал мне: «Если в этом году он достигнет успеха, пусть небольшого, то в будущем году продолжит, и так всю жизнь, пока не сдохнет от непосильной работы!» Если все его посадки засохнут, до него наконец дойдет, и на те деньги, которые я охотно дам ему за ферму, он сможет вернуться в город, что для него будет наилучшим выходом из положения. Даже если бы дело было не в гвоздиках, я все равно не дал бы ему напрокат мула, потому что, не помогая ему, мы тем самым оказываем ему услугу. Вот тебе пятьдесят франков. А теперь иди спать и завтра утром руки в ноги и бегом на вокзал в Обань, да не оглядывайся! – Слушай, Папе, я схожу домой переоденусь, но на ночь вернусь к тебе, потому что с него станется завтра заявиться ко мне ни свет ни заря… А я… – А я… А я… Мне просто жаль тебя. Ну давай, беги, да побыстрее обратно. Одна нога здесь, другая там. * * * На другое утро, часам к семи, господин Жан явился в Массакан. Он долго стучал в дверь, затем в ставни и, наконец, спустился туда, где располагалось поле Уголена. И там никого не было; он уже собрался вернуться домой, как вдруг увидел Делию. Дождавшись, когда она подойдет поближе, он спросил: – Вы не знаете, где Уголен? – Его крестный отец только что сказал мне, что он ушел! – В Обань? – Да, на вокзал. Он уехал к одному другу – помочь с жатвой… – А когда вернется? – Не скажу. – А мул? Вы знаете, где он? – Крестный мне сказал, что он одолжил его кому-то из Ле-Зомбре до сбора винограда. – Наверное, в деревне есть другие мулы? – Насколько я знаю, их четыре или пять, но сейчас они все в поле, нужно боронить землю в связи с засухой… Может, какой-то и нашелся бы. Я поспрашиваю, но, сами знаете, охотников одалживать свою скотину нет, так что обещать не могу… * * * Господин Жан с семьей продолжал ходить в Ле-Плантье за водой, с бидонами, кувшинами и с бутылкой вина. Весь день, с утра до вечера, шагали они по тропинке в сопровождении своих теней, удлиняющихся под вечер. |