Онлайн книга «Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников»
|
В течение последующих четырех дней он с рассвета сидел в засаде и каждый раз наблюдал, как племянник в шесть утра выходит из дому чисто одетым, обходит свои силки и быстрым шагом направляется в сторону дороги, ведущей в Обань… И все эти четыре дня во второй половине дня Уголен не переставал говорить сам с собой… Однако часам к семи, когда Делия отправилась восвояси, старик был приятно удивлен: «придурок» выпустил из рук мотыгу, бросился на колени и стал посылать поцелуи в сторону Обани. На лице Лу-Папе заиграла улыбка, он встряхнул головой. Уголен уселся на большой камень у оливы и подпер лоб кулаками, приняв позу мыслителя; тут уж Лу-Папе, не скрываясь, спустился к нему. «Мыслитель» даже не слышал, как он к нему подошел, настолько был погружен в свои думы, а о появлении дядюшки узнал только благодаря выросшей перед ним в лучах заходящего солнца тени. Он резко поднял голову, словно вдруг пробудившись ото сна. Лу-Папе серьезно взглянул на него и просто спросил: – Кто это? – Это я, – глупо ответил ошеломленный Уголен, поднимаясь с камня. – Да, это ты. Ты плетешь мне уже месяц всякие небылицы, а сам превращаешься в придурка. Но я спрашиваю о другом: эта женщина, кто она? – Эта женщина? Какая женщина? – пролепетал Уголен. – Та, ради которой ты ходишь каждое утро в Обань! – Я не хожу в Обань, – отвечал Уголен. – А куда же ты ходишь? Но Уголен не ответил. Он уставился в землю и так сильно сжал кулаки, что хрустнули суставы. – Я слежу за тобой три дня. Да, я имею право, потому что отвечаю за тебя. Ты выходишь в шесть утра. Осматриваешь ловушки, собирая добычу, и отдаешь ее кому-то, потому что домой ты ничего не приносишь. Я не мог следовать за тобой по пятам, потому как у меня болят ноги, но знаю: ты ходишь в сторону Обани или Роквер… А после полудня, оставшись один, говоришь сам с собой, жестикулируешь, молишься, посылаешь поцелуи. Кто она? Уголен упорно молчал. – Я же не упрекаю тебя, влюбляйся себе на здоровье, – снова начал старик, – хотя и считаю, что ты перебарщиваешь и берешься за дело не так, как надо. Но это должно было когда-нибудь случиться, а когда это случается поздно, бывает, что сильно забирает. Но, в общем, это естественно. Упрекаю же я тебя за то, что ты таишься от меня… Уголен делал всякого рода ужимки, но молчал. – Не хочешь сказать, значит это что-то не совсем пристойное. Или она замужем? При этих словах Уголен залился сумасшедшим хохотом, затопал ногами и закричал: – Ну да! Вот именно! Она замужем за лембером! Ха-ха-ха! Он бросился в дом, закрыл дверь и дважды повернул ключ в замке. На лице Лу-Папе было написано изумление. – Дело дрянь, да, дрянь, – с большим беспокойством прошептал он и поспешил к дому. – Открывай, болван! – застучал он палкой в дверь. – Нет, не открою, но, если хочешь, можем поговорить через дверь. – Почему? – Потому что, если я тебя не буду видеть, может, и скажу кое-что. Лу-Папе подумал и постановил: – Ты такой же придурок, как и твой покойный отец. Погоди, принесу стул, нога болит. – Стульев нет, можешь взять в конюшне пустой ящик. Лу-Папе уселся на пустой ящик напротив двери, оперся на палку, сложив руки на набалдашнике. – Что ты мне хочешь сказать? – Я ничего тебе говорить не хочу, это ты выпытываешь у меня. Так что задавай свои вопросы. – Хорошо, для начала объясни мне, почему ты упомянул лембера? Это меня беспокоит более всего. – Да так, смеха ради… есть тут один здоровенный лембер, и, когда она его зовет, он приползает и пьет молоко у ее ног. – Ты видел это на ярмарке? – Нет, в холмах. – Значит, из-за того, что она умеет вызывать лембера, ты спятил? – Нет, нет, но это возбуждает мое любопытство. – Мое тоже. Это доказывает, что ты так же глуп, как какой-нибудь лембер. А дальше? – Дальше чего? – Ну давай говори, кто она! – Нет, я тебе не скажу, – помолчав, твердо отвечал Уголен. – Скажи хотя бы, она из города? – О нет! Совсем наоборот. – Тем лучше. Я ее знаю? – Как будто нет. – Почему «как будто»? – Послушай, Папе, не задавай мне таких вопросов, ты слишком хитрый, и в два счета поймешь, кто это, так что я даже и не замечу. – Значит, я ее знаю? – Вот видишь? Видишь? Ты знаешь, что я не хочу тебе говорить, кто это, но задаешь всякие жандармские вопросы. Нет, не скажу, и всё тут! – Но почему? – Потому что это мой секрет. Мой первый любовный секрет. Вот я и храню его. – Хорошо, хорошо. Храни его пока. Это с ней ты встречаешься по утрам? – Да, но она об этом не догадывается. – Если будешь отвечать загадками, не стоит продолжать. Прощай. – Лу-Папе поднялся. – Нет, Папе, не уходи. Мне нравится говорить с тобой о ней. – Мне это неинтересно, поскольку я не знаю, кто это! – Зато я знаю. Вот почему мне нравится. Лу-Папе пожал плечами, снова опустился на ящик и спросил: – Как же она приходит на свидания с тобой, если, как ты говоришь, она о них не догадывается? – Послушай: я знаю, где она бывает по утрам, и прихожу туда каждое утро. Смотрю на нее издалека. Это правда. – А к чему тебе это? – подумав, спросил Лу-Папе. – Для меня это удовольствие. Каждое утро, когда я вижу ее, это лучшие минуты моей жизни… – Ай-ай-ай! Ну, это скоро пройдет! – О нет! Это не пройдет! Никогда! Напротив! Будет только сильнее с каждым разом! Лу-Папе размышлял, набивая трубку. – Ты ушел? – задал Уголен дурацкий вопрос. – Нет, набиваю трубку. Так ты что, и жениться на ней не прочь? – О да! Но думаю, она не захочет. – Почему? – Потому что она красивая, а я безобразный. – Это ничего не значит. Некоторые женились на мадоннах, а были страхолюдины почище тебя. Но поговорим серьезно. Есть ли у нее состояние? – О нет! Так, есть кое-что по мелочи, но не бог весть что. – В таком случае ей нелегко будет найти мужа. А как насчет здоровья? – С этим полный порядок. У нее небольшие, но хорошо развитые мускулы. Но пойми, это не кобыла! Нет! А для женщины она сильная и вся как наливное яблочко! |