
Онлайн книга «Если бы всё было иначе»
– Теперь мое признание будет звучать по-идиотски, – говорит Брэтт. – Я собирался сказать, что боюсь не получить футбольную стипендию или что-нибудь в таком духе. Извините. У меня пока никто не умирал. Пусть это не слишком весело, но его слова разгоняют мрачную атмосферу, и мы все смеемся. Я пытаюсь придумать, что сказать, чтобы при этом не вывернуть себя наизнанку. – Мне кажется, я никогда не говорила вам, что знаю наизусть все песни в стиле кантри, которые только крутят по радио. Полная чепуха. Эти слова звучат в моей голове голосом Люка. За моим «признанием» следует мучительно громкая тишина. Я чувствую на своей щеке взгляд Люка. – Ну что ж, пожалуй, нам всем пора спать, – говорит Уиллоу. – Как будем ложиться? По парам или девочки с девочками, а мальчики с мальчиками? Она бросает в мою сторону – как ей, очевидно, кажется – незаметный взгляд. Видимо, все еще подозревает, что мы с Люком «бережем свою невинность». – По парам, – говорит Люк, поднимаясь на ноги и отряхивая шорты. Брэтт принимается тушить костер. – Договорились, – отзывается Уиллоу и бросает на меня еще один очень заметный взгляд. Я краснею. – Ну тогда всем доброй ночи! Прежде чем последовать за Брэттом в одну из палаток, она заключает меня в долгие объятия. – Я так рада, что ты поехала вместе с нами. По какой-то причине от нежности в ее голосе к моим глазам вдруг подступают слезы. – Я тоже очень рада, – признаюсь я. Люк подходит ко второй палатке и наклоняется, чтобы зайти внутрь. Я иду за ним. Мое тело горит при мысли о том, что мне предстоит провести ночь в такой непосредственной близости от него. Почему он сказал, что мы будем спать парами? Явно подумал, что так будет достовернее. Наверное, это я повела себя по-идиотски: не нужно было отрицать догадки Уиллоу о том, что мы соблюдаем целомудрие. Жара не спадает, поэтому Люк не залезает в спальник, а ложится поверх него. Он не утруждает себя тем, чтобы переодеться, поэтому я тоже решаю остаться в той одежде, которая сейчас на мне. Я взяла с собой хлопковую майку и пижамные шорты, в которых коже дышалось бы лучше, чем в джинсовых, но я не собираюсь раздеваться при Люке, если он не будет делать того же. Следующие несколько минут я бесцельно застегиваю и расстегиваю рюкзак, а также проверяю телефон, хотя связь пропала еще за час до того, как мы добрались до места назначения. Если бы здесь и правда водились гризли или койоты, мы были бы обречены. Когда у меня больше не остается поводов не ложиться, я опускаюсь на свой спальный мешок, каждой клеточкой тела чувствуя Люка всего в паре сантиметров от себя. Мы оба лежим на спине, уставившись в темный брезент над нашими головами. По его дыханию я понимаю, что он не спит. Мои мысли возвращаются к словам, которые он сказал, сидя у костра. Я знаю, что он разговаривал не со мной и явно не жаждет услышать мои комментарии, но я не могу удержаться. Я должна это сказать. – Ты не сбежал из дома, – говорю я, и мой голос звучит хрипло и тихо. Проходит так много времени, что я уже не жду реакции, но Люк все-таки отвечает. – Сбежал, – односложно произносит он. – Мэл сама уговорила тебя уехать. Ты сделал это ради нее. – Похоже, в этом я себя и убедил. – Он говорит так же тихо, как и я. – Чтобы спокойно спать по ночам. Но неужели ты думаешь, что я не испытал облегчения, когда уехал? В общежитии мне нужно было беспокоиться только о том, чтобы не проспать на пары, или что мой сосед по комнате слишком громко храпит, или где найти девушку, с которой можно потусить. У меня замирает сердце. Люк прочищает горло. – Это было после тебя. Я верю, что так оно и было, но все-таки не могу понять, зачем вообще он это сказал. Ему хотелось меня задеть или он просто говорит все, как есть? Может ли быть такое, что он постоянно хочет меня задеть? – Ты козел, – по-прежнему полушепотом говорю я. Он не извиняется, не берет свои слова обратно и не пытается оправдаться. – Ты не едешь в университет в сентябре? – В этом году нет. – Почему? Потому что мне еще рано начинать жизнь заново. Потому что я еще не придумала, как перестать быть собой. – Не знаю, чем хочу заниматься, – отвечаю я. Я не хочу это обсуждать. К тому же я никак не могу понять, что Люк имеет в виду, когда говорит о своем побеге, поэтому я возвращаюсь к этой теме. – Если бы ты хотел сбежать, то не возвращался бы так часто. Да и сейчас тебе необязательно быть дома. – У козлов тоже есть совесть, – отзывается он. – Когда Ро… После того, как он… Люк не может произнести это слово, и я сглатываю комок. Я вспоминаю, как соврала, сидя у костра. Как не сказала, что тоже потеряла любимого человека. – После Ро я сидел дома до января, – говорит Люк. – Маме становилось все хуже, и я знал, что не должен возвращаться в университет, но все равно вернулся. Сочинил какую-то чушь насчет того, что не хочу потерять стипендию. Просто мне было невыносимо оставаться в этом чертовом доме. – Это не твоя вина. Когда Люк заговаривает снова, в его голосе звучит нотка злости. – Почему тебе так хочется меня оправдать? Ты так помешана на том, чтобы думать о нас троих только хорошее. Обо мне, о маме и о Ро. От его слов я вздрагиваю. Потом он добавляет: – Я очень в тебе это любил. Любил. Мы ни разу не произносили этого слова, но оно всегда было с нами – эта горячая, бурлящая лава находилась в самом основании всего на свете. И он использовал его в прошедшем времени, потому что сейчас уже не октябрь. После меня были другие девушки. И теперь Люку удается притворяться, что он может меня выносить, только когда он притворяется, что любит меня. – Когда семестр закончился, я записался на дополнительные занятия, чтобы закрыть курсы, которые я не закончил в первом семестре. Я мог вернуться домой в мае, но дотянул до конца июня. Я приехал, только когда у меня закончились отговорки. Только когда она уже почти не могла стоять на ногах. Его голос сочится злостью и ненавистью к себе. – Я вообще к ней не приходила, – произношу я. – Она не твоя мама. Эти слова должны бы причинить мне боль, но они кажутся лишь отзвуком того, что сказал Роуэн в прошлом году. – Но она остается одним из самых важных людей в моей жизни, – говорю я. – Ты думала, что она обо всем знает, – отвечает он, и мы оба понимаем, что он имеет в виду. |