Книга Эон. Исследования о символике самости, страница 62 – Карл Густав Юнг

³⁰⁸ Изначальный образ четверицы (кватерности) сливается у гностиков с фигурой демиурга или Антропоса. Он словно оказывается жертвой собственного акта творения, ибо, спустившись в Физис, попадает в ее плен ^[557]. Образ anima mundi, или Первочеловека, латентно пребывающего во тьме материи, выражает присутствие транссознательного центра, который в силу его кватернарного характера и круглости следует рассматривать как символ целостности. Мы можем осторожно предположить, что имеется в виду некая психическая целостность (например, сознание + бессознательное), хотя история символа показывает, что он всегда использовался как образ Бога. Психология, как я уже говорил, не вправе высказывать метафизические утверждения. Она может лишь установить, что символика психической целостности совпадает с образом Бога, но не может доказать, ни что образ Бога и есть сам Бог, ни что самость занимает место Бога.

³⁰⁹ Данное совпадение явственно проявляется в древнеегипетских празднествах Хеб-Сед, которые Колин Кемпбелл описывает следующим образом: «Царь выходит из помещения, именуемого святилищем, а затем поднимается в павильон, открытый с четырех сторон; к этому павильону ведут четыре лестницы. Царь, несущий эмблемы Осириса, занимает место на троне и по очереди поворачивается к четырем сторонам света… Это сродни второму восшествию на престол… и иногда царь ведет себя как жрец, принося подношения самому себе. Последнее действо можно считать кульминацией обожествления царя» ^[558].

³¹⁰ Всякий царский сан опирается на эту психологию; следовательно, для безымянного индивида из народа всякий царь несет в себе символ самости. Все его регалии – корона, мантия, держава, скипетр, ордена в виде звезд и т. д. – выставляют его как космического Антропоса, который не только порождает мир, но и сам есть мир. Он есть homo maximus, которого мы вновь встречаем в рассуждениях Сведенборга. Гностики всегда старались придать этому существу видимую форму и подобающее концептуальное одеяние, ибо подозревали, что он – матрица и организующий принцип сознательности. По словам «фригийцев» (наасенов), которые передает Ипполит ^[559], он – «неделимая точка», то «горчичное зерно», которое вырастает в Царство Божие. Точка эта «присутствует в теле». Однако это известно только

³¹¹ Сами наасены считали своим центральным божеством змея Наас и описывали его как «влажную субстанцию» в соответствии с Фалесом Милетским, утверждавшим, что вода есть первоначальная субстанция, от которой зависит всякая жизнь. Точно так же все живые существа зависят от Нааса: «он содержит в себе, подобно рогу однорогого быка, красоту всех вещей». Он «пронизывает все, как вода, текущая из Эдема и разделяющаяся на четыре источника» (

³¹² Вода Евфрата – это «вода, которая над твердью небесной», «живая вода, о которой говорил Спаситель» ^[563], обладающая, как мы видели, магнетическими свойствами. Это та чудесная вода, из которой олива черпает масло, а виноградная лоза – вино. «Сей человек, – говорит Ипполит, как бы продолжая рассуждать о воде Евфрата, – лишен почитания в мире» ^[564]. Это аллюзия на