Книга Счастье рядом, страница 45 – Аннэ Фрейтаг

– Я думал, не раздеть ли тебя, – говорит Оскар и смотрит искоса на меня, – но решил, что это будет неправильно.

Мое воображение рисует, как он меня раздевает. Как его руки касаются моего тела и как он при этом смотрит на меня. Я хочу, чтобы он меня раздел, но, если честно, хотелось бы быть при этом в сознании.

– Тесс?

– М-м? – я пребываю мысленно в другом месте.

– Все в порядке?

– Да, да, – говорю я и качаю головой. – Когда нам выезжать?

Оскар, ухмыляясь, смотрит на экран телефона. Отлично.

– Сейчас полдевятого. – Он переводит взгляд на меня. – Через полчаса?

Пару часов спустя мы с Оскаром, держась за руки, немного заблудились на вокзале во Флоренции. Такси, машины и экскурсионные автобусы медленно тянутся по улицам города. А между ними снуют скейтеры и пешеходы.

– Нам нужна тележка? – спрашивает Оскар.

– В данный момент нет, – отвечаю я, улыбаясь.

– И написать сообщение маме…

– Уже отправила.

– Хорошо, Креветка, тогда погнали?

Мы погружаемся в толпу и проходим мимо кафе-мороженых и небольших магазинчиков, где продают кожаные сумки. Мимо прилавков с соломенными шляпами и напитками, мимо грязных банкоматов, которые расположены так низко, что мне пришлось бы нагибаться, чтобы достать до места, куда нужно вставлять карту. Чужой город видишь по-другому. Ты разглядываешь его, а не просто проходишь мимо.

– Ну, и? – спрашивает Оскар, и я поворачиваюсь к нему. – Чему ты радуешься больше всего?

– Всему.

– Ты можешь спокойно сказать мне об этом, – серьезно говорит он. – Я и так знаю. – Его глаза сверкают.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну же, ты думаешь, я не знаю, почему ты так хотела во Флоренцию?

Я с недопониманием смотрю на него. Я что-то не то сделала? Или сказала что-то неприятное?

– О чем ты говоришь?

– Все нормально, просто признайся, – резко говорит он и поднимает брови.

– Признаться? В чем признаться?

– Все это время ты думала о Давиде!

– Оскар! – вскрикиваю я и толкаю его. – Я и вправду подумала, что сделала что-то не так!

– Значит, ты считаешь это нормальным – не рассказывать мне о другом парне? – Он ухмыляется. – Я узнал о нем только благодаря твоему путеводителю. Ты обвела его красным!

– Да, верно, – смеясь, признаю я. – Это неправильно.

– Ты признаешь это?

– Да, у него… – говорю я полушепотом. – У него действительно привлекательные руки.

Оскар останавливается и смотрит на меня.

– Тебя… тебя привлекают его руки?

– Да, очень.

Он вздыхает и качает головой, а затем продолжает идти.

– Мне не нравится, когда в моем присутствии ты восторгаешься какими-то мужиками, – говорит Оскар и добавляет: – Даже если они каменные.

Я хочу ему сказать, что его руками я восторгаюсь еще больше, но не решаюсь. Вместо этого просто улыбаюсь.

– Креветка, посмотри, – Оскар показывает на что-то впереди нас.

Там стоит он, и я теряю дар речи.

Мое мороженое.

Я задираю голову, и меня мучает вопрос, сколько же красной черепицы понадобилось, чтобы покрыть купол. Рядом с этим кафедральным собором все кажется чрезвычайно незначительным. Может, так и должно быть? Может, в этом весь смысл? Пока мы с Оскаром прогуливаемся вокруг собора, я осознаю, как давно он тут стоит и сколько людей уже восхитились каменной плиткой. Он просуществовал столько времени, а ей ничего не сделалось. Его стены как искусная крепость стоят в центре Флоренции с шестнадцатого столетия.

Оскар наклоняется ко мне и обрывает мои мысли.

– Пойдем дальше, к твоему другу? – на полном серьезе спрашивает он.

– К настоящему или его двойнику? – говорю я в ответ, смеясь.

– Двойник намного ближе, – отвечает он. – Я уже хочу посмотреть на его проклятые руки.

– Вообще, мне нравятся в нем только они.

– Дай угадаю, те, что на бедрах? – Я киваю. – И откуда я знал об этом? Тесс, я с неохотой должен сказать тебе, что его руки слишком большие, – говорит Оскар и качает головой.

– Нет, не большие.

– Ну, посмотри же.

Я ухмыляюсь.

– У него все большое.

– Не все, – отвечает Оскар и, как бы извиняясь, пожимает плечами. – Кое-что очень даже маленькое.

Мой взгляд падает на пах Давида, и я чувствую, как мои щеки наливаются красным.

– Это я не могу ни с чем сравнить.

– Конечно, можешь, – отвечает Оскар и снова показывает на руку Давида. – Сравни его огромную руку с этой до смешного малюсенькой деталью.

Я смеюсь.

– Давид – это произведение искусства.

– Может быть, но все обычно подчеркивают, что он настолько пропорционален. Но он не такой. Не совсем такой.

– Оскар, ты зацикливаешься на мелочах.

– Ну, вообще-то только на одной.

– Ты невыносим, – вздыхаю я. – Посмотри на его вены.

– Я не хочу смотреть на его вены.

– Я имею в виду те, что на руках!

– Ну а где же еще? – спрашивает он. – На этом маленьком кусочке для вен и места-то нет.

– Ты убиваешь меня, – сдаюсь я.

– Сделаешь мне одолжение? – Он проникновенно смотрит на меня.

– Хорошо, какое?

– Представь, как он такой рукой онанирует.

Я в растерянности смотрю то на Оскара, то на Давида и не хочу представлять, как известная во всем мире мраморная статуя онанирует, но мой мозг моментально перебрасывает это на образ Оскара. Прекрати, мозг. Оставь.

– Тесс, я умоляю, такая громадная рука и этот стручок? – Он качает головой. – Ты должна признать, что это очень странная картинка, не так ли?

– Я не согласна, – у меня пересохло в горле, а на лбу выступил пот.

– Креветка, тебе жарко? – ухмыляясь, спрашивает Оскар.

– Нет, – уверенно отвечаю я. – На улице жарко.

Он делает шаг ко мне и шепчет на ухо:

– Давид заставляет тебя нервничать?

– Поверь, дело не в Давиде.

– Ах, нет? – он останавливает свой взгляд на мне. – А в чем же?

– В солнце, – упрямо говорю я. – Так, чтобы ты знал… – Я пытаюсь сердито смотреть на него, но уголки рта выдают меня. – Ты навсегда испортил мне образ Давида.