Книга Вера для чемпиона, страница 17 – Дасти Винд

- Маленькая зарисовка.

- И все? - Михаил испытующе посмотрел на меня.

До чего дотошный. Я вздохнула и, потирая указательным пальцем лоб, ответила:

- Я когда-то училась в школе искусств. Ну, и там было сквозное задание на весь год - каждый месяц иллюстрировать одно чувство. Вспомнила свои работы и решила потренироваться... Вот.

- Что за чувство?

Михаил смотрел на меня, не отводя глаз, держа блокнот раскрытым на ладони, словно собирался что-то читать с него. О моей сути?

И мне вдруг захотелось говорить.

- Я где-то слышала, что по-настоящему одиноки только дети и старики. Первые - потому что им многое хочется узнать, вторые - потому что им многое хочется рассказать. И обоих никто не слушает, а если слушает, то не предает значения их болтовне. Люди же среднего возраста делают одинокими себя сами, отворачиваясь от тех, кто готов их слушать и делиться с ними самым сокровенным. Как-то так, - я пожала плечами.

Нашла, о чем умничать. Мне захотелось шлепнуть себя по лбу. Мой собеседник обескуражено молчал, и я решила себя хоть капельку реабилитировать.

- Ничего серьезного, - отмахнулась от рисунка так, будто не любила это первый за пятнадцать лет набросок всей душой. - Рассуждения в пустоту.

- Выходит, это... - Михаил пальцем постучал по странице. - Одиночество? Я правильно тебя понял?

Я молчала. Ещё не хватало, чтобы он угадывал мои мысли.

- Вера?

- Да.

Михаил закрыл блокнот и протянул его мне.

- Я хочу "Одиночество" в цвете. На большом полотне, чтобы можно было повесить картину на стену.

- Я не планирую заниматься живописью, - поспешно забрав блокнот, ответила я. - На это нужно много времени. И соответствующий настрой.

- Сможешь закончить к Новому году? - он пропустил мое замечание мимо ушей.

- Я вряд ли успею. У меня много других дел.

Михаил нетерпеливо вздохнул.

- Я заплачу.

- Не надо мне платить. Мне платят за работу.

- Это тоже работа. Я хочу эту картину.

- Не знаю, - я запихнула блокнот между кофемашиной и банкой с солью. - Я не помню, как работать в цвете. И не хочу вспоминать.

Мне на глаза попался список салатов и закусок. Пора было заканчивать с пространными рассуждениями о моем "искусстве". Михаил считал иначе:

- Да не может такого быть, чтобы ты не любила рисовать. У тебя, черт возьми, талант! - он потянулся к блокноту. - Покажи рисунки Соне. Она поможет тебе сама или найдет преподавателя. Если он вообще нужен и...

Я резко схватила его за запястье.

- Не надо.

Михаил замер, не сводя глаз с моей руки. Вздохнул, порывисто и раздраженно, сквозь зубы.

- Понятно.

Мне стало стыдно. Он ведь хотел как лучше.

- Я давно не рисую. И не хочу к этому возвращаться. Прости.

- Да ничего, - он шагнул назад. - Это не мое дело...

А потом, когда я уже посчитала разговор оконченным, положил руку мне на плечо и чуть сжал. От этого дружеского похлопывания меня бросило в жар.

- Ты найдешь время, я не сомневаюсь, - произнес Михаил. - Набьешь руку, вспомнишь навык и почувствуешь себя увереннее.

Мне осталось только пожать плечами. А вышло так, будто я попыталась сбросить ладонь боксера. Михаил отступил и, не сказав больше ни слова, ушел.

Я опустила голову и закрыла глаза ладонью.

Мне было и стыдно, и горько, и тоскливо. И муторно как-то, словно я сама не могла понять, чего хочу. Рисовать для него? Это, конечно, здорово. Ведь и саму меня тянуло взять в руки кисти. Только смысла в творчестве я больше не видела, разве что расслабиться и помечтать...

Я любила акварель. Цвета выходили нежными, шелковыми, как мир сквозь расчерченное "слепым" дождем стекло. Мои рисунки были распиханы по всему дому. Отец даже взял несколько картин на работу, себе в кабинет. Мне их вернули. Сложили в коробку, вместе с другими папиными вещами, когда его не стало.

А я все выкинула. И квартиру родителей продала.

Потерев пальцами шрам, я прикрепила список салатов с рецептами магнитом на холодильник и принялась за работу.

Ближе к вечеру, разобравшись с готовкой, я вместе с Маргаритой Васильевной вышла на прогулку. Дождь прошел, ветер стих, но долго бродить среди мокрых деревьев и сырых камней не было никакого желания ни у меня, ни у княгини.

- Вера, - Маргарита Васильевна ушла чуть вперед и окликнула меня, не сбавив шага.

- Да? - отозвалась я, пряча руки в карманы.

- Будьте осторожны с Михаилом. Он не так прост и открыт, как может показаться. Как он хочет показать.

Я замерла на мгновение, но, поборов удивление и смущение, ответила с деланным недоумением:

- Не понимаю, о чем вы.

- О твоей увлеченности им. Не стоит отрицать очевидного, - княгиня повернула голову, и теперь я видела ее лицо в профиль. - Его расположение к тебе неискреннее. Он всегда и всюду пытается и будет пытаться насолить своему отцу.

- И все-таки я не могу понять...

- Я сказала, как есть. Остальное - твое дело. Но, как компаньонка и помощница ты пришлась ко двору, и я бы не хотела тебя терять из-за всяких глупостей.

Маргарита Васильевна отвернулась, дав понять, что разговор окончен. Я не стала больше выражать недоумение, хотя и не совсем поняла, что княгиня имела в виду. Михаил хочет моего увольнения, и пытается соблазнить, чтобы выставить перед нанимателем слабой на передок, безответственной дурой? Проверяет меня? Камер ему мало?

Как бы то ни было, но кошки на душе заскреблись. Значит, решил меня подставить, а я и расплылась, как кисель по тарелке. Картины мои ему нужны. Конечно...

Я вздохнула и, запрокинув голову, поглядела в небо, лазурью сиявшее через желтую листву. Красивые цвета. Сказки и бредни.

- Вам не о чем беспокоиться. Маргарита Васильевна. Работа занимает все мое время, и мне больше ничего не нужно.

- Ты думаешь, это к лучшему?

- Я знаю, что это к лучшему.

Она кивнула в ответ, и о ее внуке мы больше не говорили.

Когда мы вернулись с прогулки, Михаил уже куда-то уехал. Не знаю, когда он вернулся, но поздно - я сквозь сон слышала скрип ворот.

Ночью было тихо - ни дождя, ни ветра, а утром только легкий туман стелился над рекой. Спала я плохо - голова болела, дергало шрам, и всякая чушь лезла в голову. Приходила даже мысль уволиться, чтобы не разгребать ту кашу, в которую меня пытались вляпать, но её я отбросила быстро и едва ли не со смехом. Все же работала я с Маргаритой Васильевной, а остальное меня волновать не должно было.