Книга Снайпер-инструктор, страница 38 – Сергей Сержпинский

– Подожди, давайте разговаривать по очереди, – остановил командир полка старшину.

– Вставай в очередь, – заворчали на него другие офицеры. – У нас тоже важные проблемы, не только у тебя.

О чём шёл разговор, не помню, но во время него в соседней комнате, куда дверь была закрыта, послышалась возня и какое-то странное хрипение. Приладышев встал из-за стола и заглянул в ту комнату, чуть приоткрыв дверь. Его лицо переменилось, побледнело, он закричал:

– Сюда, скорее!

Мы все бросились в комнату; там, на полу лежал знаменосец, а из его перерезанного горла, с храпом, хлестала кровь.

– Где знамя?! – ужаснулся Приладышев.

Знамени в комнате не было. Окно было распахнуто, морозный воздух заполнял помещение и шторы, висящие рядом, колыхались. Карпов подбежал к окну и выглянул наружу.

– Следов на снегу нет, – сообщил он.

Капитан Соколов, тем временем, склонился над умирающим знаменосцем:

– Позовите кто-нибудь врача, надо спасать парня!

– Бесполезно, помочь уже нельзя, – сказал Приладышев. – Лучше позовите его брата, он отдыхает в соседней комнате. И надо искать знамя, иначе наш полк расформируют, а меня отдадут под суд.

Капитан Карпов отодвинул возле окна штору, и мы все увидели, стоявшего за ней человека, высокого роста, с ножом в одной руке и со знаменем в другой. С минуту, мы в растерянности смотрели на него. Это был молодой мужчина в гражданской одежде, спортивного телосложения, с бычьей шеей и с бандитским лицом. Он тоже смотрел на нас. Выйдя из оцепенения, Карпов выхватил пистолет из кобуры, а человек с ножом бросился к окну, пытаясь вскочить на подоконник и убежать. Но Карпов схватил его и ударил пистолетом по голове. Мужчина упал без сознания. В это время пришёл брат-близнец лежавшего в луже крови знаменосца. Ему объяснили, что произошло. Он, спросонья, ни как не мог осознать трагичность этого события. Лежавший на полу брат дёргался в предсмертных судорогах. И вот близнец, опомнившись, с яростью бросился на убийцу, который лежал рядом. Но Приладышев его остановил:

– Подожди, надо сначала допросить. Занесите фашиста в ту комнату, – сказал он офицерам.

Несколько человек потащили его, приговаривая: «Ну и тяжёлый бугай»

Прежде, чем привести в чувство убийцу, его связали, и, когда он открыл глаза, то посадили на стул.

– Кто ты такой? Зачем убил знаменосца? – задал ему вопрос подполковник.

– Ихь ферштее нихьт. (Я не понимаю) – ответил тот по-немецки.

Винокурова поблизости не было и переводчиком пришлось быть мне. Немец на вопросы отвечал не охотно. Выяснилось, что он был хозяином этого дома. Убить знаменосца его никто не заставлял. На это он решился сам. В доме его сразу не обнаружили, так как он прятался в подвале.

– Всё ясно, – тихо произнёс Приладышев. И обращаясь к брату убитого знаменосца, сказал:

– Ну вот, теперь можешь врезать этому негодяю.

Тот не решительно подошёл и ударил связанного немца. Но немец не упал. Этот удар был слабоват. Тогда офицеры налетели на убийцу, повалили на пол и пинали его ногами. Избили сильно. Всё лицо было у него в крови. Потом командир полка приказал мне расстрелять фашиста во дворе. Почему он приказал расстрелять именно мне, не знаю. Может, из-за того, что я был снайпером…

На шум, в штаб пришли двое часовых с трофейными автоматами. Я взял у одного из них автомат, чтобы не тратить патроны в моей винтовке. Вместе с часовыми я вытолкал немца во двор. Он прошёл несколько шагов, и я выстрелил короткой очередью ему в спину, в область сердца. Но здоровяк не упал, а повернулся ко мне лицом. В его глазах я прочитал удивление и боль. Я вновь выстрелил, он опять не упал, а сделал два шага в мою сторону. Это лицо мне запомнилось на всю жизнь. Тонкие волевые губы, широкий подбородок и голубые глаза. Наверное, типичный ариец. Он никак не хотел умирать. Я в третий раз нажал курок, но в автомате закончились патроны. Второй часовой из своего автомата уложил арийца. Он несколько минут дёргался связанный на снегу, и даже развязал себе руки, Я как заворожённый смотрел на него. Он попытался встать, но я добил его из парабеллума в голову. В окно, из штаба смотрели Приладышев и другие офицеры. Они были поражены крепким здоровьем и жаждой к жизни этого немца.

Я не испытывал жалости к убийце нашего товарища. Этих симпатичных знаменосцев – близнецов любили во всём полку. Наоборот, меня охватывал гнев. Но убить человека, всё равно трудно. Тем более, вблизи. Одно дело застрелить на большом расстоянии из снайперской винтовки – другое в упор, глядя ему в глаза. Когда я вернулся в штаб, меня всего трясло. Капитан Соколов сочувственно налил мне в кружку водки, и я выпил её залпом.

Пока не началось новое наступление, каждый вечер, перед сном, появлялось в моём сознании лицо убитого мной немца.

Приладышев, и присутствующие в штабе офицеры, бережно выносили тело погибшего знаменосца на носилках. Командир полка распорядился, обращаясь к начальнику штаба:

– Товарищ капитан, подготовьте приказ о торжественном прощании с нашим боевым товарищем. Мы должны похоронить его с почестью, перед всем полком. После этого Приладышев, стараясь быть спокойным, продолжил вести разговор с офицерами. Когда очередь дошла до меня, он укоризненно сказал:

– Что ж ты с первого выстрела не убил этого фашиста? Устроил здесь представление. Ну, ладно. Дня через три будет твоему взводу экзамен. Готовься.

––

Экзамен намечался на тридцатое декабря. Нашу дивизию опять перевели в другое место, на территорию Литвы, во второй эшелон резерва, рядом с городом Кибартай. Но экзамен так и не состоялся. За мной пришёл посыльный и передал, что надо явиться в штаб на совещание. Штаб находился на другом конце посёлка, в котором нас расквартировали.

Был лёгкий морозец. Я шёл по посёлку, и снег поскрипывал у меня под сапогами. Посёлок находился возле железной дороги, было слышно, как пыхтели паровозы и подавали гудки. Мне вспомнился Данилов, там тоже был железнодорожный узел, и так же гудели паровозы. От паровозного дыма на снегу виднелась копоть. Это напомнило мне детство, и вкус снега, когда я брал его в рот, прокопчённый, горьковатый. Задумавшись, я не заметил, как подошёл к штабу полка, расположившемуся в длинном кирпичном здании. В нём до войны была школа. Об этом свидетельствовали парты, стоявшие, как на улице, так и в самом здании. В бывшей школе теперь размещались не только штаб нашего полка, но и все штабы полков пятой стрелковой гвардейской дивизии. Прибывших командиров подразделений собрали в актовом зале, где на сцене стояла новогодняя ёлка.

На совещании я встретил своих товарищей, снайперов-инструкторов из других полков. От них я узнал, что Костю Рыжова комиссовали, в связи с ранением. Теперь нас осталось в дивизии трое. На совещание приехал генерал-лейтенант, командующий нашим восьмым гвардейским стрелковым корпусом, Завадовский М.Н. В состав корпуса, кроме нашей, входили ещё две дивизии. Генерал выступил с длинной лекцией о международном положении. Мне запомнилось из его лекции главное событие, что уже формируется международный трибунал, чтобы судить Гитлера и других военных преступников. После лекции Завадовский представил собравшимся нового командира дивизии, сидевшего рядом с полковником Шеренгиным, за столом президиума. Это был генерал-майор, добродушный на вид, с бородкой, как у Калинина.